Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях - Валентина Парсаданова

19. Tomaszewski J. Warjanty dyplomacji w Europie Środkowej w latach 1938— 1939 // Acta Universitatis Vratislavientis. Wrocław, 1981. S. 416—417.

20. Żochowski S. Op. cit. S. 30.

21. Безыменский Л.А. Указ. соч. С. 178; Batowski H. Antecedencje 17 września 1939 // 17 września 1939. Materiały z ogólnopolskiej konferencji historyków. Kraków, 25—26 października 1993. Kraków, 1994. S. 22.

22. См.: Фалькович СМ. Указ. соч. С. 202.

23. См.: Стронський Г. Злет і падіння. Польський національний район в Україні у 20—30-і роки. Тернопіль, 1992.

24. Поляки в Україні. Збірник документів. Ч. І. 1917—1939 pp. Т. І. Перемишль, 1998. С. 12; Чирко В.М. Национальные меньшинства на Украине. Киев, 1990. С. 22.

25. Документы и материалы. Т. VI. С. 200—202.

26. Известия. 14 мая 1935 г.

27. См.: Яжборовская И.С. Советская пропаганда 20—30-х гг. Складывание традиций и стереотипов советско-польских отношений и их верификация // Культурные связи России и Польши. С. 208—211.

28. Абрамов H.A., Безыменский Л.А. Особая миссия Давида Канделаки // Вопросы истории. 1991. № 4—5.

29. Яжборовская И.С. Выработка стратегии антифашистской борьбы и репрессирование ее польских участников // Польская ссылка в России XIX—XX веков: региональные центры. Polscy zesłańcy w Rosji w XIX—XX stuleciu: ośrodki regionalne. Казань, 1998. С. 258—260.

30. Фирсов Ф.И., Яжборовская И.С. Коминтерн и Коммунистическая партия Польши // Вопросы истории КПСС. 1988, № 12. С. 52.

31. Batowski H. Op. cit. S. 22—23.

32. Ibid. S. 25.

33. Документы и материалы. Т. VII. М., 1973. С. 356—357; Безыменский Л.А. Указ. соч. С. 177-180.

34. АВП РФ. Ф. 122. Оп. 22. П. 68. Д. 24. Л. 30, 37.

35. Sprawa polska w czasie drugiej wojny światowej na arenie międzynarodowej. Zbiór dokumentów. W-wa, 1965. S. 11—13.

36. СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны (сентябрь 1938 — август 1939): Документы и материалы (далее — СССР в борьбе за мир). М., 1971. С. 153.

37. Dziennik Szembeka J. Dokument polityki sanacyjnej. W-wa, 1954. S. 58.

38. Безыменский Л.А. Указ. соч. С. 179. Beck J. Dernier rapport. Politique polonaise 1920—1939. Neuchtel, 1951. P. 183.

39. Подробно см.: Восточная Европа. С. 124-128, 134—138.

Основной сутью событий первой половины 1939 г. были рост агрессивности фашистской Германии и усиление противоречий между нею, с одной стороны, и Великобританией и Францией — с другой. СССР объективно стоял перед выбором партнеров: и та, и другая сторона «дозревали» до готовности вести с ним не только обмен мнениями, но и реальные переговоры, добиваться интенсификации контактов и достижения договоренностей. Сталинское руководство избрало курс на сближение с Берлином, хотя неоднократно изображало это решение как вынужденное.

Несмотря на резкую антагонизацию двусторонних отношений после прихода Гитлера к власти, прагматика экономических интересов возобладала, и обе стороны стали давать сигналы о желательности возобновления экономических отношений: СССР с 1935 г., Германия — с декабря 1938 г., когда немцы предложили возобновить переговоры о продлении торгово-кредитного соглашения. В их ходе стало вызревать стремление уладить и политические отношения, поэтому старт этого процесса датируется январем 1939 г. Постепенно укрепляясь, эта новая тенденция весной—летом 1939 г. становилась определяющей для развития международных отношений в целом{1}.

Смягчение гитлеровских высказываний в адрес СССР отозвалось смещением в ту же сторону оценок в докладе Сталина на XVIII съезде ВКП(б) 10 марта 1939 г. В нем произошел существенный идейно-политический сдвиг, появилась прагматическая двойственность внешнеполитических установок, эклектика, свойственная постидеологическому сознанию в период кризисного развития тоталитарного режима.

Критика Германии, Италии и Японии, фактически развязывавших новую империалистическую войну, оказалась совмещенной с не менее резкими нападками на «неагрессивные, демократические государства» — Англию, Францию и США, которые Сталин обвинил не только в попустительстве фашистской агрессии, но и в стремлении дать Японии и Германии «впутаться в войну», особенно с СССР, «увязнуть» в ней, чтобы все ее участники «могли ослабить и истощить друг друга», а западные державы — «выступить на сцену со свежими силами» и «продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия»{2}. Установок противодействия распространению фашистской агрессии сталинское выступление не содержало ни в каком виде. Он повернул свои обвинения против западных держав — указывая на их стремление толкнуть СССР против Германии, «спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований», «втянуть в конфликт нашу страну провокаторами войны, привыкшими загребать жар чужими руками». Германия в этих двусмысленных рассуждениях стала выглядеть такой же жертвой злых помыслов, как и СССР, и попала в число стран, с которыми Советский Союз был готов на «укрепление деловых связей»{3}.

В Берлине эти акценты доклада были поняты не только как приглашение к укреплению экономических, деловых связей, но как намек на смену идейно-политических ориентиров и готовность поддержать его внешнеполитический курс. Это предсказывало возможность сговориться и обеспечить подвижку в расстановке сил на международной арене со всеми вытекающими отсюда последствиями для усиления позиций Германии. Оставалось только продумать условия сделки.

Любимый сталинский прием рассуждений о противниках, которые сцепятся, передерутся, ослабят и истощат друг друга, а «третий радующийся» навяжет им свои условия, служил в это время для демонстрации миролюбия и благих намерений, на самом деле скрывая выбор отнюдь не бескорыстного партнера, способного к дележу неправедной добычи. Вскоре он применил тот же прием, объясняя Г. Димитрову тактику в отношении всего лагеря империалистов, которые должны хорошенько перегрызться.

Многие дипломатические акции по инерции продолжали прежний курс, в то время как подспудно уже рождалось новое кардинальное направление изменений во внешней политике, постепенно приобретая все больший размах. Поскольку стратегическое продвижение Германии на восток, впрочем, как и на запад, в связи с необходимостью обеспечить тылы, было возможно или вместе с Польшей как сателлитом, или «через ее труп», Гитлер остановился на втором варианте, готовя изоляцию, а затем и разгром Польши. Следя за переструктуровкой сил на политической арене, он 3 апреля подписал директиву о подготовке «плана Вайсе» — вторжения 26 августа на польскую территорию, проведения блицкрига с решением важнейших задач уничтожения польской армии и овладения стратегически определяющими экономическими районами. Внимательно наблюдая за инициативами и действиями Наркоминдела, руководителей Великобритании, Франции и Польши, фюрер выбрал оптимальный для себя срок и выступил с внешнеполитической программой в рейхстаге. 28 апреля он обвинил защитников Версальской системы в разжигании войны, одновременно заявив о расторжении германо-польского пакта о ненападении 1934 г. и англо-германского морского соглашения. Кабинетная «война нервов» в одночасье перетекла в открытую атаку средств массовой информации на Польшу, стала достоянием всего мира.