Фотограф - Татьяна Тиховская

– Блудник ты, Граф! Закоренелый блудник.

– А кто не блудник? Посмотри, сколько здесь хорошеньких девочек! Как тут устоять? Я хоть и немолод, но без девочек не могу, увольте!

Друзья помолчали. На сцене как раз выступала Одетта, по которой, как было известно Графу, Ален не переставал вздыхать. Да, полюбить красавицу может уродливый полукровка с грошовым нерегулярным доходом. А вот добиться взаимности… Одетта его не то чтобы жалела, а на всякий случай держала при себе – в качестве доверенного друга. Ален втайне надеялся, что может быть не сразу, а со временем, красавица оценит его доброту, его верность и в конце концов полюбит его! А пока терпеливо выслушивал рассказы Одетты о перипетиях ее романа с Жожо.

О, мужчины! Не соглашайтесь на роль жилетки! Если женщина относится к вам по-дружески, похороните надежду: ваши шансы стремительно приближаются к нулю.

Граф опять вернулся к разговору о статье:

– Да, а почему бы тебе не вставить в статью фотографии? Договор как звучит: с рисунками?

– Вообще-то нет: с иллюстрациями.

– Ну вот! Принеси фотографии, в срок. Все чинно, благородно. А редактору не понравится – выпроси несколько дней отсрочки, доработаешь! Будут и овцы целы, и волки сыты…

Ален усмехнулся:

– У тебя русская душа, Граф! А вы, русские, все немного анархисты.

– Жизнь меня изрядно поколачивала. Тут уж не до сантиментов. Так ты предложи в редакции фотографии. Не робей! Авось проскочит!

Ален разложил на столе напечатанные листы и пытался подобрать из немалой стопки фотографий наиболее подходящие к статье. Дальше тянуть некуда – сегодня статья должна быть в редакции.

Ему не очень верилось, что идея Графа будет иметь успех, но выхода не было: если он сегодня не принесет готовую работу, с ним в дальнейшем не захотят иметь дело.

Под ногами вертелся Тиберт, явно претендуя на внимание хозяина. Котенок всячески пытался затеять игру. Он то подбегал к Алену, выгнув спину и взъерошив шерстку на спине, то галопом пускался наутек, не сомневаясь, что хозяин бросится его догонять.

Уважающая себя кошка всегда объявит о намерении напасть и никогда не искусает и не поцарапает без недвусмысленного предупреждения в адрес врага.

Взрослая кошка угрожает более сильному сопернику, выгибая спину и поворачиваясь боком, справедливо полагая, что сбоку она выглядит масштабней, чем во фронт! Для усиления эффекта добавляется грудное рычание, переходящее в угрожающее шипение. Такая демонстрация силы откровенный блеф. Даже если обстоятельства заставляют кошку цапнуть за нос соперника, нападение носит оборонительный характер: деморализовать более сильного противника, а в это время успеть сбежать, не роняя своего кошачьего достоинства.

Игра – что у животных, что у людей – это репетиция взрослой жизни.

И в случае реальной опасности подросший Тиберт, не задумываясь, употребит движения, досконально отточенные во время игры.

Не сумев привлечь внимание хозяина, Тиберт прыгнул на стол прямо в кипу фотографий, описав в воздухе широкую дугу и выставив вперед сведенные вместе передние лапы. Теперь котенок имитировал приемы охотника: шуршащая бумага была мышью, главной добычей котов еще со времен Древнего Египта.

– Эй, озорник! – возмущенно воскликнул Ален. – Ты что мне фотографии портишь? Угомонись, дай закончить.

Но Тиберт наотрез отказывался угомониться.

Тогда Ален выбрал откровенно негодную фотографию, скомкал ее в шуршащий комочек и бросил на пол.

– Тиберт, Тиберт! Смотри: мышка! – Ален постарался привлечь внимание неугомонного котенка.

Тот спрыгнул со стола, устремившись на новую добычу. Ален получил несколько минут передышки, которых как раз хватило, чтобы выбрать необходимые снимки. Он аккуратно сложил их в стопку и завернул в лист бумаги. Остальные фото он также решил взять с собой – заменить, если редактор будет уж слишком недоволен его иллюстрациями. Ох, не разжиться ему сегодня гонораром! Приготовившись к худшему, Ален отправился в редакцию с гаденьким боязливым чувством.

Редактором отдела был маленький жилистый старичок, неизменно облаченный в сорочку, вязаный жилет и люстриновые нарукавники. Сейчас он задумчиво рассматривал фотографии через линзы очков с чудовищным увеличением.

– А я думал, что мсье Ален – художник…

Ален затаил дыхание, ни жив ни мертв.

Пауза несколько затянулась. Затем старичок, не говоря ни слова, шустро выскочил за дверь, унося с собой всю пачку фотографий.

«Что бы это значило?» – изумился Ален. Но страх уже прошел. А, может быть, на дне подсознания уже зрела уверенность, что фотографии понравились. Они ведь и впрямь были хороши.

Дверь резко распахнулась, и Ален увидел на лице редактора новое выражение: заинтересованное и даже слегка заискивающее.

– Мсье Ален, мы принимаем Вашу статью. А, скажите, у Вас еще много готовых снимков?

Ален достал из кармана всю стопку.

– Вот, это виды Парижа. А дома у меня еще есть портреты. Но они вряд ли будут вам интересны, там все больше простой люд: клошары, проститутки, рабочие…

– Отчего же! Очень даже интересно. У Вас такая своеобразная манера! Вот что: принесите-ка как-нибудь остальные Ваши фотографии, а там и поговорим.

Редактор на прощание энергично потряс Алену руку.

– Желаю успехов, молодой человек! Вы очень способный фотограф.

Ален вышел из редакции. Это был его день! Он готов был идти вприпрыжку, запеть от радости, обнять первого встречного! И дело было не в том, что он вовремя сдал работу, что появилась иллюзорная возможность перехватывать какие-то заказы в будущем. Эйфорию вызвал тот факт, что его фотографии понравились! Ален даже не знал, с кем готов поделиться такой радостью – до сих пор даже близкие друзья относились к его увлечению как к детской забаве.

В результате Ален решил ни с кем не делиться радостью, зашел в первое попавшееся кафе, в котором его никто не знал, сел у окна, заказал чашечку кофе и принялся с упоением вспоминать всю сцену в редакции, с блаженством перебирая малейшие детали разговора с редактором. У него даже мелькнула крамольная мысль навсегда расстаться с кистью и всецело заняться фотографией.

Ален решился рассказать о своем успехе только Графу. Но даже Граф не понял причин такого чрезмерного восторга. А услышав о намерении Алена забросить живопись и полностью переключиться на фотографию, неодобрительно заметил:

– Ну это ты, брат, зря! Забыл, как без гроша сидел? Нет уж, баловство – баловством, а работа – работой.

Через пару дней Ален принес в редакцию основательную пачку своих снимков, и почти все они перекочевали в стол редактора.

Стоит ли сомневаться, что теперь он стал фотографировать куда чаще? Но если бы кто-то посмотрел на его фотографии, неминуемо спросил бы: и зачем такое снимать?! Брусчатка, старая садовая скамейка, мусорный бак и даже уличный туалет.