Один в океане. История побега - Слава Курилов

Я был так уверен, что судно послано мне Богом! Когда оно прошло мимо, я почувствовал себя на грани отчаяния.

Близился вечер. Океан вокруг был полон жизни – из воды часто выскакивали крупные рыбы, над моей головой пролетали невиданные большущие птицы. Впереди я уже совсем отчетливо видел остров. Он был сказочно красив. Вдоль всего побережья протянулась цепочка игрушечных пальм. Прямо напротив себя я видел крутые отвесные скалы, покрытые темной зеленью, и вход в живописную бухту. Поверхность гор переливалась всеми оттенками зеленого, и только кое-где небольшие белые пятна указывали на наличие обнаженных пород. Бутоны белоснежных облаков скрывали вершины синеющих гор, а может быть, что-то еще, таинственное и прекрасное.

Остров казался необитаемым. Я не видел никаких признаков жилья, ни дыма, ни очагов, ни строений. В неудержимом воображении я уже перебирал все счастливые возможности его освоения. Он был так близко – стоило только протянуть руку.

Прошло около часа, может быть, больше. И вдруг, сначала с удивлением, а потом с ужасом я обнаружил свою ошибку – мой остров стал заметно смещаться к северу и продолжал неумолимо двигаться в этом направлении, прямо на моих глазах.

Прежде чем я сообразил, что происходит, и резко изменил свой курс прямо на север, я увидел перед собой южную оконечность острова и дальше – открытый океан до самого горизонта. Я оказался целиком во власти течения и со страхом видел, как оно медленно проносит меня мимо земли.

Позже я заметил довольно близко от себя низкий берег, покрытый невысоким кустарником. Я узнал потом, что это был крошечный остров Дако, всего около мили в длину. Он расположен в двух с половиной милях от Сиаргао.

Как ни старался я плыть энергичнее, как ни пытался выжать все, что еще оставалось в усталых мускулах, расстояние между мной и берегом не сокращалось.

Я все еще надеялся на чудо. Оставалась одна, последняя надежда, что попутное приливное течение вынесет меня к берегу. Но берег постепенно отодвигался все дальше и дальше, и я понял, что у меня больше нет никаких шансов выбраться на этот заколдованный остров.

Я очень устал и неподвижно повис в воде. Стало темнеть. Мое тело неторопливо поднимали и опускали большие, пологие волны зыби. Отдохнув, я медленно поплыл на север, теперь уже безо всякой цели – остров Минданао был слишком далеко.

По радужным краскам, полыхавшим по всему небу, я заметил, что наступил закат. Даже сейчас, в моем отчаянном положении, я не мог не удивиться тому, какое невероятное зрелище представляют местные закаты и восходы. На небе передо мной развертывалось настоящее апокалиптическое действо, не хватало только трубных звуков и ангелов. А может быть, они и были, и я их просто не слышал?

Стало совсем темно. Наступила моя последняя ночь в океане. На северо-востоке, не то в море, не то на берегу я увидел два огня. Они были недалеко друг от друга и мигали через определенный интервал – должно быть, это какое-то судно ловило рыбу на свет. Огни казались совсем далекими, но мне ничего не оставалось, как плыть на них. Надо же было плыть хоть куда-нибудь!

Ноги перестали мне повиноваться и беспомощно повисли – я двигал тело только руками. Было такое ощущение, что ноги совсем отсутствуют, и лишь дотронувшись до них, я мог убедиться, что они на месте. Когда ноги снова появлялись, я пытался включить их в работу, но они исчезали все чаще. Сильно горели обожженные солнцем лицо, шея и грудь. Меня лихорадило и все больше клонило ко сну. Временами я надолго терял сознание. Боясь сбить дыхание, я опустил маску и взял в рот загубник. Оказалось, что можно довольно долго висеть в воде, не боясь захлебнуться, нужно только держать трубку под определенным углом. Я чувствовал какое-то отупение и стал мерзнуть. Наконец, ноги совсем отказались служить мне и безжизненно повисли. Легкие, однако, по-прежнему работали ритмично, как и в начале пути – сказались долгие тренировки в дыхании по системе йоги. Я бы мог еще долго работать руками, но сознание стало исчезать все чаще, а когда оно возвращалось, я обнаруживал, что плыву не к огням, а от огней.

Эта ночь была очень темной, гораздо темнее всех предыдущих. Свечение вокруг меня уже не затухало – похоже, на мне основательно поселилась колония фосфоресцирующего планктона. Мне стало труднее видеть все, что происходит в нескольких метрах от меня, из-за собственного света. Но стоило мне погрузиться в полубессознательное, похожее на транс, состояние, как я приобретал странную способность видеть пространство перед собой на несколько километров вперед. Я помню, как в этом состоянии пробежал равнодушным взглядом до берега, видневшегося вдали, километрах в десяти. Я различал пальмы на берегу, за ними темную кромку леса, а дальше деревья друг над другом все выше и выше – это подъем в горы. Эти горы с голыми вершинами я видел днем, но с другой стороны. Тогда, сбоку, они казались мне одной огромной остроконечной скалой, а теперь развернулись ко мне всеми своими пиками. А вон там, недалеко от меня, какие-то широкие белые полосы, это, наверное, буруны на рифах, значит, нужно взять левее, там вода спокойнее. Я очнулся – и на меня снова навалилась непроницаемая тьма, в которой нет ничего, кроме двух-трех мигающих огней впереди.

Меня подвело мое неверие. Только позднее я понял, что действительно видел перед собой реальный остров. Оказалось, что течение, предательски отнесшее меня от восточного берега Сиаргао, через несколько часов приблизило меня к нему, но уже с южной стороны. Я находился в сравнительно спокойных водах неподалеку от еще нескольких филиппинских островов и, если бы остался там до утра, увидел бы землю на горизонте сразу с трех сторон.

Огни не приближались. Это могло быть какое-то уходящее судно. Я подумал о смерти. Мне казалось, что бессмысленно продлевать жизнь еще на несколько мучительных часов – я уже не надеялся встретить рассвет. Я решил умереть. В моем положении это было довольно трудно. В эту минуту я пожалел, что не взял с собой нож. Оставалось только два способа: один – наглотаться воды, сбросив все плавательное снаряжение, другой – нырнув, задержать дыхание, пока не кончится воздух в легких. Второй способ казался мне менее мучительным и более надежным. Смерть была мне знакома, я много раз умирал в своих отчетливых до реальности сновидениях. Я помню, как был из ревности заколот в живот где-то в Индии, как в одном из снов кто-то цепко схватил меня под водой за ноги и не отпускал, пока я не захлебнулся. Я помню, как моя голова была зажата меж деревянных брусьев гильотины и долго не падал нож. Помню, как стоял в ожидании казни во дворе тюрьмы, где одного за другим вешали моих товарищей…

Еще раз я перебрал все шансы остаться в живых. До Минданао более сорока километров. Даже если бы я мог продержаться на воде, то и тогда жить мне осталось до первого шторма – затяжного ритма дыхания я уже не выдержу.

Я подумал, что нужно проститься с женой, Женькой, мамой, друзьями. Я мысленно обратился к жене со словами прощания. Эта мысленная концентрация была настолько сильной, что я ясно ощутил ее присутствие здесь, в океане, прямо передо мной. Между нами произошел короткий диалог. Я помню, это было сильное и строгое дружеское внушение за мою слабость. Потом меня окутало облако любви и покоя. Трудно сказать, сколько времени это продолжалось. Когда это ощущение исчезло, я почувствовал себя как после длительного блаженного отдыха. Боль в мышцах прошла, прекратился озноб. В моем нынешнем состоянии убить себя было совершенно невозможно, мысли о смерти исчезли сами собой. Я снова мог плыть. Некоторое время я продолжал двигаться на мигающие огни, но потом тихий, но ясный голос внутри меня произнес: «Плыви на шум прибоя». Никакого шума прибоя я не слышал и сам себе никак не мог бы этого сказать. Но голос или, может быть, ясная мысль снова отчетливо появилась в сознании. Я прислушался – действительно, уже некоторое время вдали, где-то слева, был слышен глухой рокот, на который я раньше не обращал внимания. Он был похож на гул взлетающих реактивных самолетов. Внутренний голос настойчиво повторял, чтобы я плыл именно на шум прибоя. Я повернул влево и поплыл на этот отдаленный шум. С этого момента я потерял контроль над временем и снова, по-видимому, впал в состояние транса.