Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова

Представленные здесь сюжеты лишь вкратце характеризуют основные траектории освоения человеком оставленных городских миров, не претендуя на полноту охвата. Поле исследования и воображения, объект эстетизирующего взгляда, пространство опасности, туристических впечатлений и приключений – “город без человека” перестает быть таковым при более внимательном рассмотрении. Он переживаем и наделен множеством смыслов и особенным образом включен в урбанистическую реальность – отличаясь от мира повседневности, он удерживается на безопасном физическом и символическом расстоянии. Заброшенные места более или менее очевидным образом обозначают границы обыденного опыта и привычного города, отчасти возвращая горожанам его значимость, хотя бы как исходной точки путешествия или места успешного возвращения из таких близких и вместе с тем таких дальних странствий.

Полина Могилина

Помните, была в детстве такая игра? Все встают в ряд и по очереди кричат: “Заяц, заяц, сколько время? Я спешу на день рождения! У меня часы стоят, ничего не говорят”. А заяц отвечает: “Три верблюда, пять лилипутов, один великан, четыре кастрюльки”. То есть измерялось не само время, а расстояния. Кто быстрей дойдет до зайца, тот и победил.

Как прошлое, так и настоящее познается на расстоянии.

Фернан Бродель

Уже пятый год я измеряю расстояния до дома трамваями, автобусами и поездами, иногда – самолетами. В пути и точка отправления, и точка прибытия оказываются чужими. Тогда открывается то, что никогда не было видно со “своей колокольни”: паспорт становится больше, чем документом, – вдруг появляется значение у места, откуда ты родом; фотографии из художественных альбомов вызывают улыбку – эти улицы видел грязными, и на них не всегда горели фонари. Важной историей остается лишь история повседневности.

“И пусть в одну реку нельзя войти дважды – но можно вспомнить… И использовать как маяк, к которому нужно стремиться в сегодняшней жизни…”[66]– пишет один из участников форума, вернувшийся “с того света” – поездки к старому месту жительства. Этот форум объединяет людей, проживших несколько школьных лет в стране, которой уже и на карте нет, – Чехословакии. Они много вспоминают о прошлом, но живут сейчас по всему миру, их дети тоже ходят в школу, но целуются под другими деревьями. Эти истории – истории тех, кто наверняка уже больше никогда не увидит город своего детства и юности (а если и увидит, то не найдет себя – время быстрей поменяло места, чем человеческая память отправила их в прошлое), – заставили меня по-другому посмотреть на мои маршруты, маршруты между географическими местами и историческими достопримечательностями. Мой рассказ получился длиной в одну поездку на трамвае.

Между вчера и завтра

Оломоуц – пятый по величине город Чехии. Не маленький по здешним меркам, но затерявшийся в транспортных путях и экскурсионных маршрутах между столицами. После того как столицей Моравии стали называть Брно, Оломоуц превратился в город на периферии, в “незаслуженно забытый”, как пишут авторы популярных путеводителей, – здесь находится второй по величине после Праги исторический центр. Сейчас в городе проживает около 110 тысяч человек. А в его университете, одном из старейших в стране, учатся около 20 000 студентов. Оломоуц – Мекка для иностранных студентов, особенно будущих медиков, и предмет ностальгии более чем для 20 000 бывших советских военнослужащих и членов их семей.

Мое студенческое утро в этом городе начинается вроде бы с конца – с конечной остановки “Нержедин, Крематориум” на трамвайном кольце. На “Крематории” выходят в основном бабушки-дедушки и студенты факультета физической культуры. Старики идут навещать могилы, студенты – вести здоровый образ жизни в аудиториях неподалеку.

Электронное табло на остановке покажет, что через n-минут начнется мой день. Мы, в перерыве между концом и началом, с бутербродами, водичкой и конспектами-ноутбуками, счастливые и галдящие, стоим на этой стороне жизни в ожидании трамвая в центр. На другой – часто и беспорядочно ходят люди в черном. Пока студенты-медики судорожно доучивают строение скелетов и мышц, кто-то превращается в пепел.

Но наш путь – только вперед. За остановкой “Кладбище” появится остановка “У Кафе”, потом будет то ли “Виселица”, то ли “Отшиб” (точный перевод названия “Шибеник” никто из моих чешских знакомых так и не назвал), и все – город проглотит предместье, называя остановки более серьезно: именем историка Палацкого, “Площадью Республики”, “У собора”. Между ними вклинится – так же неуклюже, как и архитектурно, – “Дом торговли «Приор»”, построенный в социалистические времена и по массивности спорящий с громадиной католического собора XV века прямо напротив. Запланированный социалистический консюмеризм должен был победить веру в божественное начало. И, видимо, отчасти победил: спустя 20 лет после крушения коммунистической идеологии чехи остаются одной из самых атеистических наций в Европе[67]. Универмаг сегодня, как и несколько десятилетий назад, задает смысл поездке в центр города. Однако что-то неизбежно утрачивается. Город словно в какой-то момент теряет свою многомерность. Сегодня универмаг – всего лишь один из ряда торговых центров. На старых же фотографиях, сохранивших счастливые лица членов офицерских семей, запечатленных “на фоне”, универмаг – символ заграницы, вполне осязаемое воплощение потребительского рая.

Пожалуй, названия остановок в Европе – это как названия улиц – жизнь через прошлое в настоящем[68]. Имена незаметно воспитывают нас. Потом трамвай выбежит к названиям, появившимся сравнительно недавно: “Энвелопа”, “Сигма”, – приближаясь к железнодорожному вокзалу. Как испугавшаяся гусеница пересекает возрастные кольца деревянного обрубка, пересекает трамвай город. Ну а мне нужно лишь 13 минут, чтобы переместиться с окраины к центральному зданию университета, или от настоящего к прошлому.

Мы, молодые, оставляем мертвых на окраине и завоевываем право на город, в котором многие уже искали, теряли и находили.

Вечером, заменяя интерьер кафе вагоном трамвая, студенческий интернационал активно обсуждает на глобише[69]предстоящую вечеринку или особенности чешского пива. Местных ближе к кладбищу становится все меньше, а разговоры – все громче. Когда-то в школьном автобусе из магнитолы гремели песни и ребятня подпевала хором.