Баллада о сломанном носе - Арне Свинген

— И ты потому осталась дома?

Теперь уже она смотрит в пол и кивает.

— А маме ты тоже рассказала?

Ада внезапно вскидывает на меня глаза:

— Нет, ей я говорила про тебя только хорошее. Я не собиралась плохо говорить о твоей маме, но…

— Ладно, — перебиваю я.

И мы стоим посреди Адиной слишком большой комнаты, прислушиваясь к далеким звукам. Настроение от этого не улучшается, но и хуже не становится.

— Хочешь послушать, какая мне нравится музыка? — говорит Ада.

— Давай.

У Ады не самый плохой вкус. В отличие от меня. Я думал, будет R’n’B, или рэп, или хиты, которые всем нравятся, но она слушает исполнительниц, поющих под акустическую гитару. Они звучат очень по-взрослому и хорошо идут под свечи темными осенними вечерами. Аде они тоже почему-то идут. Только вот дом у нее неправильный. Кажется, будто мы пробрались в королевский дворец.

Я остаюсь обедать. Оказывается, здесь питаются вовсе не исключительно черной икрой или суши. Мы едим обычную пиццу, и Адина мама вся ею перепачкалась.

— Ты где живешь? — спрашивает она с набитым ртом.

— В старом доме, — отвечаю я.

— Старые дома бывают очень уютными.

Объявления с призывом к уборке все еще висят в подъезде, когда я возвращаюсь домой. Мама сидит за журнальным столиком — очевидно, она только что поела. Хлеб, сыр, котлеты — от всего остались только упаковки.

— Привет, малыш. Поможешь прибрать?

Я достаю пакет из шкафа, скидываю в него мусор.

— Мам, мы правда переедем?

Она смотрит в окно, будто видит там что-то интересное. Обычно я таких вопросов не задаю — ни к чему хорошему они не приводят. Не могу объяснить, почему именно теперь мне важно об этом спросить и почему я твердо решил добиться ответа.

— Конечно, переедем, Барт. Надо сначала только найти подходящее место.

— А это долго?

— Быстро не получится.

— Но рано или поздно это случится, правда?

— Обещаю.

— Отлично. Я только это и хотел узнать.

— Можешь сходить в «Макдоналдс» купить что-нибудь к обеду?

Мама протягивает мне деньги, я надеваю кроссовки и выхожу. В подъезде стоит тот тип на полусогнутых и читает мое объявление. Волосы у него взъерошены, борода клочьями. Увидев меня, он тычет пальцем в лист на стене:

— Видал?

— Э-э… вроде как.

— Вот, блин, давно пора! Нам этого правда не хватало. Наконец нашелся человек, готовый разгрести нашу помойку!

— Вообще-то это… я повесил.

— Шутишь?.. Прекрасно. Я участвую.

— Замечательно.

— Когда уборка?

— В воскресенье.

— А сегодня что?

— Пятница.

— Послезавтра, значит. Подходит. В воскресенье у меня никаких заседаний. И работа рано заканчивается.

— Серьезно?

— Да я так, шучу. Не работаю, знаешь ли. Но я приду, короче. Серьезно. Ты крутой чувак.

Я краснею. Не уверен, что тип этот хороший помощник, но это и неважно. Главное, ему понравилось объявление и он собирается прийти. Вдруг еще кто-нибудь захочет?!

Вместо «Макдоналдса» я иду в магазин и покупаю хлеб и все нужное для бутербродов. Когда я возвращаюсь, мама уже спит под работающий телевизор. Поев и выключив телек, я иду петь в туалет. Шкафчик с лекарствами подрагивает. Кран над раковиной течет. Я пытаюсь представить рядом с собой Аду, протягивающую мне руку. И песня мне удается.

Я никогда не бывал в оперном театре. Однажды я видел, как исполняли такую музыку на улице. По-моему, чтобы полюбить оперу, совершенно не обязательно смотреть на загримированных женщин и мужчин солидного сложения, расхаживающих по сцене. Кое-что я нашел на «Ютубе» — это был какой-то тип с кривыми зубами из английского шоу «Голос». Честно говоря, я не могу отличить Моцарта от Бетховена или Вагнера от Пуччини. Есть целая куча других композиторов, но большинство из них умерли еще до того, как родилась моя бабушка.

В зеркало я вижу только верхнюю часть своего лица… Нет, я не прошу ни о чем несбыточном, мне бы только несколько дополнительных сантиметров — я вовсе не желаю становиться великаном.

Когда я возвращаюсь в комнату, мама уже проснулась.

— Дай мне пульт, пожалуйста.

— Держи, — говорю я и впихиваю пульт ей в руку. Мама включает телек, и в этот момент в дверь звонят. Первая мысль — опять Ада. Мама делает мне знак посмотреть, кто там. Лицо в глазке знакомое и морщинистое. Я на цыпочках подхожу к маме и шепчу:

— Это бабушка.

Мама смотрит на меня в ужасе.

— Она не должна была прийти сегодня. Я сказала ей, что работаю в пятницу и в субботу вечером. Не впускай ее.

— Но это невозможно.

В дверь снова звонят. На мамином лбу выступают капли пота — обычно так случается, когда она очень нервничает.

— Дай мне одеяло. Я притворюсь больной, — говорит она.

Я накрываю ее шерстяным пледом и иду открывать дверь.

— А, вот вы где, голубчики! — произносит бабушка. — Удивительно, как долог ваш путь до двери в такой маленькой квартирке…

— Надо было помочь маме, она заболела, — оправдываюсь я.

У бабушки в руках большой пакет.

— Была поблизости, решила заскочить, — говорит она и ставит на столик пакет, содержимое которого тщательно упаковано. — Ну что, праздник по случаю дня рождения состоится?

Не желая никого обидеть, бабушка подчас задает такие вопросы, на которые нам с мамой почти невозможно ответить. Как говорится, приходится семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Мы с мамой загодя тщательно договариваемся, что сказать, но иногда я путаюсь и забываю.

— У меня будет праздник с друзьями на следующей неделе, — отчаянно вру я. — А ты придешь в воскресенье?

— Конечно, приду.

— И еще в воскресенье у нас намечается уборка в подъезде.

— Я видела объявление, Барт. С удовольствием помогу.

— Отлично.

Бабушка поворачивается к маме:

— Как странно, что, работая в «Теленоре», ты до сих пор обходишься без рабочего мобильника.

— Да там какие-то неполадки в… системе, — отвечает мама.

— Еще хорошо, что неполадки у сотрудников, а не у клиентов, — для убедительности добавляю я.

— Ну да, разумеется, — соглашается бабушка, и лицо ее принимает знакомое мне странное выражение.