На то они и выродки - Наталья Резанова

Кяку почти не бывал в офицерском клубе и даже в столовой редко появлялся — обедал у себя на складе. Поэтому Тоху в первые месяцы его не сразу приметил. А когда приметил — крепко ему тот Кяку не понравился. Вот казалось бы, за время службы должен бы преодолеть и сословные, и интеллигентские предрассудки. И в том, что касалось рядового и до некоторой степени унтер-офицерского состава, преодолел. Но Кяку воплощал собою то, что Тоху ненавидел всеми фибрами души студента-философа и в некотором роде князя. Он был хамом, урвавшим некоторое количество власти и материальных благ — и превратившим это в рычаг влияния. Нужно признать, что для того, чтобы создать пункт скупки-продажи в отдаленном гарнизоне, требовались определенные умственные, вычислительные и прежде всего организаторские способности. Но у прапорщика Тоху это почему-то не вызывало сочувствия. И уж тем более желания примкнуть к этому поставщику материальных благ. Но не все были так брезгливы, как Тоху, многие стремились поучаствовать в процессе и, соответственно, что-то с этого поиметь — и это были не только ротные каптенармусы. Безусловно, свой откат получал полковниц Муц, но лишь ему денежные отчисления, ящики сушеных колбас и корзины с коньяком шли просто по факту присутствия в гарнизоне. Остальным надо было потрудиться. А как же иначе? Жратва в офицерской столовой была такая, что временами Тоху скучал по пресловутой подгорелой каше в поезде. И даже думать не хотелось, что там ест рядовой состав. И хорошо, если там вообще было что есть. Солдаты, которые еще не забыли, что совсем недавно прапорщик был вольнопером, и потому были с ним откровенны, рассказывали, что с голодухи выбираются из городка на охоту. То есть были бы какие-то гражданские поселения поблизости — ходили бы воровать. Но таких не было, и хавку добывали по принципу «все, что не успело убежать и не приколочено». Водились тут какие-то звери навроде шакалов, так их постреляли почти всех. Этим развлечением и господа офицеры не пренебрегали. А сейчас все больше суслики да тушканчики, на них офицеры не охотятся, хотя на вкус они ничего так, ребята вот приспособились силки ставить, одна беда — водится эта сволочь мелкая в основном ближе к минным полям, и были случаи — подрывались…

Опять же дырой на заднице или сапогами разваленными офицеру блистать не подобает. В Варди, конечно, смотров не устраивают, и командиры на этот счет не зверствуют, но нужно, чтоб полевая форма была удобной и в приличном состоянии. А из Тоху всю душу вытрясли, когда он пришел офицерскую форму получать — нету и нету нужного размера, а пошивать у портного прапорщикам не дозволено, разве что по особому разрешению. Он тогда не догадался еще, что надо было на лапу дать. И даже не сам Кяку это был, а кто-то из каптенармусов его. Хотя сам Кяку, между прочим, рожу наел почище иной генеральской. И ему-то форму всяко надо было нестандартного размера. Когда Тоху уже начал разбираться что к чему, то понял, что поручик не обедает в офицерской столовой вовсе не из скромности. Брезгует он. На кой ему залежалые консервы или рагу из бес знает чего, может, из тех же сусликов, если он может позволить себе столичные деликатесы не хуже полковника?

И что-то сделать с этим было совершенно невозможно. Все все знали и закрывали глаза. К тому же Кяку, пусть и в невысоких чинах, званием был повыше прапорщика, так что Тоху по-любому не вправе был выступать против него.

Оставалось отводить душу так, как это делали другие. В Варди возможностей для этого было немного. Но люди как-то находили. Здесь пили, много пили. Приличную выпивку можно было достать лишь через Кяку и его подельников, а для этого не у всякого водились средства. Но научились справляться и без него. Техники как-то перерабатывали спирт, чтоб его можно было потребить не траванувшись, по крайней мере сразу. Среди солдат нашлись умельцы по части самогонных аппаратов. Правда, чтоб добыть необходимые ингредиенты для производства самогона, нужно было войти в долю если не с самим Кяку, то по крайней мере с поварами. Но кухонные служащие живенько смекнули, что им выгодно будет эту самогонку сбывать, и выдавали умельцам сахар и дрожжи, получая плату готовым продуктом.

Кто не пил, подсаживался на «дурь». Тоху последствия употребления наркотиков повидал еще в Столице — среди некоторых студентов нюхать или колоться считалось стильным. Сам он этого увлечения ни в коей мере не разделял, напротив, ему казалось страшным и омерзительным, когда человек теряет контроль над собой. Но, увы, не все в Варди придерживались такого мнения. Где они достают травку либо «колеса», можно было не спрашивать. К сожалению, на «дурь» подсаживались и люди, к которым Тоху изначально относился к симпатией. Это произошло, например, с подполковником Ниххалгом — не сразу, а через пару-тройку месяцев по прибытии. Боевой офицер, на Северном фронте был, «Дубовое сердце» за храбрость имеет, а в этой дыре не выдержал. Комендант тоже, говорят, нюхал, еще со столичных времен, но его-то Тоху видел редко, а вот подполковника было жаль. Ничего не поделаешь. Сам человек себя губит.

Однако ж бороться с местной скукой, тоской и бессмысленностью существования было необходимо, чтоб не съехать с катушек, и, выбирая между наркотой, техническим спиртом и самогоном, Тоху счел последний наименьшим злом. Так же полагал и штабс-капитан Шару, поэтому теперь вечерами прапорщик с логистиком коротали вечера за бутылкой и картами. Играли по маленькой — Тоху делать крупные ставки не позволяло жалованье, а штабс-капитан и без того был весь в долгах. Кружившим и в офицерском клубе, и в солдатских бараках разговорам о чудо-оружии, которое разрабатывается в Столице и вот-вот положит конец войне, Тоху предпочитал не внимать — это хуже, чем самогон и наркота.

«Дурь», спирт, самогон — как ни старались умельцы по части очистки, обитатели Варди все равно регулярно травились с разной степенью тяжести. И даже если бы здесь никто не пил и не употреблял наркотиков, все равно вероятность отравиться или просто заработать расстройство желудка была очень велика. Вода здесь была дурная, для ее очистки должны были выдаваться специальные угольные таблетки, но их выдавать, разумеется, регулярно забывали. Да и в столовой зачастую можно было слопать такое, что едва успеешь до сортира добежать. Поневоле начнешь пить, хотя бы дезинфекции желудка ради. Говорят, способствует. Все вышеперечисленное, а также бытовой и боевой травматизм (вроде подрыва на минном поле во время охоты на сусликов) приводили в еще одно заведение, которое можно было считать источником развлечений Варди, — полевой госпиталь. Располагался он не в самом военном городке, а непосредственно на станции. Вообще-то это было довольно разумно. Поскольку поезда попадали под бомбежку, раненных во время пути по прибытии на Вардисаран-Конечную сразу отправляли в госпиталь, не тратя время на транспортировку. Однако причина, по которой госпиталь держали в стороне от городка, как уверяли некоторые, была не столько в этом. Просто непосредственно в гарнизоне госпиталь мог превратиться в то самое заведение, в котором, если верить профессору Рарве, царил идеальный подарок.

Полковник Муц последними словами клял покойного стратега и тактика, который, планируя поселение для обслуживания оборонной линии, не предусмотрел здесь борделя. Опять же, гражданских с женами-дочерьми, за счет которых обычно решается данная проблема, не имелось. А без баб служащие совсем взбесились бы.