Ну ма-а-ам! - Ольга Савельева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня ладони холодели от ужаса. Муж не мог дождаться, когда сын будет держать головку, чтобы можно было его подкидывать «до неба». Выбирал в интернет-магазине радиоуправляемые вертолеты, которые они с сыном «скоро будут запускать».
Педиатр из районной поликлиники, похожая на Игоря Николаева без усов, на мой вопрос, отчего у сына диатез, если я ем только вареную индейку и гречку, ответила уклончиво: «На это может быть много причин». Так вот ты какая, миссис компетентность!
Я в возмущении рассказывала это мужу: хотела взять его в сообщники и вместе дружить против Игоря Николаева. Но муж смеялся и переделывал для меня его песни:
На мамских форумах опытные мамаши обменивались фотками жидкого стула своих младенцев и предлагали искать причину всех бед там. Я чувствовала себя как Макмерфи из «Пролетая над гнездом кукушки». Или я одна нормальная в этом дурдоме, или не мучьте и сделайте мне лоботомию.
В тот момент я вдруг поняла главное: не нужно никого слушать – только себя. Только мое сердце бьется в унисон с сердечком сына, только я знаю, что ему лучше, и я самая лучшая мама на свете для своего сына.
И я расслабилась. Нет, страх никуда не ушел: ушли растерянность и сомнения. Я попросила свою маму умыться перед контактом с внуком. Я запретила кутать моего ребенка. Я сделала себе салат из свежих овощей (запрещено, запрещено! Помидор и перец – красные, огурец – пучит, укроп – меняет вкус молока, сметана – жирная). Я отписалась от форумов. Я купила мужу вертолет и объяснила, что не нужно прикрываться сыном.
Я нашла опытного педиатра, которая сказала мою любимую фразу: «Не новорожденных нужно лечить от болезней, а их мам. И не от болезней, а от страхов!» – и дала мне свой мобильный телефон «на всякий экстренный случай». Этот номер я помнила наизусть. Он стал для меня символом красной и синей кнопочки. Самого факта его наличия в моей жизни мне хватило, чтобы справиться со страхами и никогда по нему не звонить.
Прошло шесть лет. Я осознала это вчера, когда услышала, как сын пел в ванной что-то типа: «Я не вернусь, я не вернусь». Я, смеясь, спросила, куда это он не вернется, а он поднял на меня свои огромные глаза цвета карамели и ответил: «Так в сад же, мам. Это ж песня на выпускной в саду…»
У нас прекрасный детский сад – филиал счастливого детства. Я сама его придирчиво выбирала, потому что только я лучше всех разбираюсь, что лучше для моего сына. Мне было важно, чтобы там были люди, которым я доверяю, как себе.
Этот сад подарил мне самое главное – спокойствие за ребенка и возможность не чувствовать свою вину, находясь вдали от сына весь день. Я уверена: ему хорошо. Я это знаю, чувствую на расстоянии. Ни разу за три года я не забирала ребенка в плохом настроении, потому что он всегда полон восторгов от ежедневных приключений.
Потому что там нет людей, которым все равно, промочил ли он ноги, вспотел ли на прогулке, почему не может заснуть, что его расстроило, почему нет аппетита и какой камушек он нашел в песке.
Именно там наш любимый педагог-логопед почти год боролся за упрямую Дасину «р», которая буксовала во рту и отказывалась выговариваться. Ее выманивали «бутерррбррродами» и «моррроженым», а совсем недавно выманили!
И ликовали, и обнимались по этому поводу, и даже устроили пррраздник, потому что каждая маленькая победа ребенка – это повод для праздника и большой закулисный труд тех, кто умеет любить чужих детей, как своих.
Там работают педагоги, влюбленные в детей, и эта концентрированная любовь выражена во всем, даже в мелочах. Однажды я забирала сына раньше и видела, как детям младшей группы на второй завтрак везут фрукты. Они нарезаны удобными солнечными дольками, разложены на красивых блюдцах, посыпаны сахарной пудрой и украшены сердечком из варенья.
И вот скоро нам не нужно будет каждое утро спешить в детский сад. Мы сменим счастливую атмосферу детства на новую – дисциплины и ответственности. Сын еще не понимает, что это значит. Он еще не был взрослым и не представляет, как это.
А я представляю. Поэтому вчера я ушла на кухню по выдуманному поводу и плакала над раковиной с недомытой посудой, чтобы никто из моих мужчин этого не видел.
Со мной случилась почти истерика. Страхи внутри меня ослабили хватку и дали вздохнуть полной грудью. Уже скоро мой сын в настоящем костюме и галстуке с букетом нарядных гладиолусов будет стоять на своей первой настоящей школьной линейке.
Я думаю, на выпускной я пойду ненакрашенная. Потому что буду отчаянно рыдать, переживая прощание сына с детством.
Тебе больше не нужна синяя кнопка, мой взрослый мальчик. А мне не нужна красная. Мне понадобилось шесть лет на то, чтобы оседлать свой страх за ребенка. Нет, это не значит, что я за него больше не боюсь. Это значит, что я научилась жить с этим страхом как с фоном и он не застилает мне все другие чувства.
В знаменателе материнства всегда живет страх за ребенка, просто теперь у меня есть и числитель. И он вмещает в себя столько счастья, ярких впечатлений и любви, что я его ни на что не променяю.
Нам пора в новую жизнь. Там все будет по-другому, по-взрослому, и другая атмосфера. Мой маленький взрослый сын помашет детству и крикнет звонко, как теперь умеет: «Благодарррю!»
Спасибо за каждую минуту этого детства. Оказывается, человек проживает детство осознанно столько раз, сколько у него детей. Свое детство до шести лет я помню плохо. А детство сына – до мельчайших деталей. Потому что оно тоже – мое.
Когда вышла моя первая книга, возникла необходимость ее презентовать читателям. Издательство сделало огромный баннер с моей фотографией: «Ольга Савельева, писатель». Меня поразило слово «писатель». Кто писатель? Я – писатель? Я думала, что писатель – это Тургенев или Толстой. А оказывается, Савельева теперь тоже писатель!
Очень многие люди вокруг издавали свои книги как визитки. Например, один мой знакомый издал свою биографию, собираясь баллотироваться в депутаты. Другой издал книгу о бизнесе, которым он занимался. Наконец, одна знакомая медиаперсона, монетизируя свою медийность, издала фолиант, как хорошо выглядеть. С учетом, что ей на момент издания не было и 30, было непонятно, почему она вообще может выглядеть плохо.
Многие из вышеперечисленных даже не сами писали книги, а нанимали для этого литературных негров. И вот я думаю: они тоже писатели?
Изданная книга, в которой твоя фамилия на обложке, автоматически делает тебя писателем?
Один мой знакомый любит рассуждать про относительность. Однажды мы сидели с ним в ресторане, и он сказал: «Вот ножик. Видишь? Я им масло мажу на хлеб. А можно тем же ножиком совершить убийство! Все относительно…»