Легко! - Ольга Славина

– Джон, я так счастлива сегодня. Солнце замечательное. И мне надо тебе что-то сказать. Я всю неделю ждала воскресенья, чтобы спокойно, за завтраком сказать тебе это. Я беременна. Я знаю, ты хотел еще немножко подождать, сначала пожениться, поездить по миру, купить дом. Но так уж получилось, и я так счастлива. Ты рад?

Джона просто захлестнула волна радости, он схватил Одри и начал кружить ее по кухне: «Детка, какая же ты умница, я так счастлив!», но уже через мгновение он застыл, оторопело уставившись на нее.

– Что с тобой, Джон? Конечно, это немножко неожиданно, и ты, наверное, слегка в шоке, так это нормально. Я все обдумала: раз уж так получилось, бог с ними, с путешествиями, надо сразу искать дом. И давай прямо сегодня скажем родителям о помолвке, потому что быстрее, чем месяца за три-четыре, свадьбу не организовать. А тогда уже будет почти шесть месяцев, и тебе, к сожалению, придется забыть о скуба-дайвинге в медовый месяц, уж извини. Но что-то поспокойнее можно придумать, например, просто поваляться на пляже на юге Франции пару недель вдвоем. Снимем маленькую виллу на Кап-Ферра.

О чем она говорит? Вилла на юге Франции. Он не уверен, сумеет ли сохранить их нынешнюю просторную квартиру на Королевской миле Эдинбурга. Сегодня он вообще не может сказать ей, что они могут и что не могут себе позволить. Уже хотя бы для того, чтобы точно понять размер бедствия, ему потребуется не меньше двух месяцев работы и перекраивания всего бизнеса. Только после этого можно будет что-то планировать.

– Джон, что ты застыл и молчишь, как будто я сзади тебе нож в спину всадила? И смотришь на меня оторопело. – Одри уже была на грани слез.

– Одри, ради бога, не волнуйся. Все отлично, я рад, я, правда, всегда хотел ребенка.

– Хотел? Ты хочешь сказать, что теперь это не так?

– Нет, ты не так поняла, просто…

– Что «просто»?

– Мне нужно было тебе раньше всё сказать, но как-то не складывалось. Конечно, сейчас совсем некстати, ты так счастлива, и такая новость, что ты беременна, а я…

– А что ты хотел мне сказать такого, более важного, чем это?

– Одри, – Джон понял, что надо брать быка за рога, – слушай! Так получилось, что сейчас ну совсем, совсем неподходящее время для ребенка. Мы «посадили» компанию, мы на грани банкротства, и вот я всю неделю думал только, как я тебе это скажу.

Одри потеряла дар речи. Джон рассказал ей всё. Потом повторил, потому что она не реагировала. Она слышала его слова и не могла понять, почему он говорит о каких-то долгах и кэш-флоу? Она только чувствовала, что он предал ее в такой день.

Джон видел, что Одри не способна его услышать. Он знал, что, наверное, должен был говорить о другом, но он сам был на грани. Он так рассчитывал на ее поддержку. Но она погрузилась только в свою собственную проблему, о боже, что он говорит, в какую «собственную проблему», это не проблема, это их общий ребенок.

– Одри, ну скажи хоть что-нибудь. Я знаю, что виноват, но ошибки в бизнесе случаются. Это естественный риск, это не конец света, я всё поправлю. Просто мне нужно время. Это будет трудное время, и я даже сейчас не готов сказать, как долго оно протянется.

– Джон, ты говоришь не о том. У нас будет ребенок. У тебя финансовые трудности, что-то изменилось, я понимаю, но сейчас это не важно. Не о твоем бизнесе сейчас речь, а о нашем ребенке.

– Одри, я, черт возьми, не говорю о «моем бизнесе», я говорю о нашей с тобой жизни. Ты хоть понимаешь, что я не могу позволить себе и малой части того, что мы в данный момент имеем, не говоря уже о том, что мы себе запланировали?

– И поэтому ты уже не хочешь ребенка?

– Да не мели ерунды. Это жестоко и глупо так говорить. Хочу, не хочу… Еще до того, как ты вышла из ванной, я уже сидел здесь, чувствуя себя свиньей, что разрушил твою мечту о доме, что мне теперь года два надо будет выкарабкиваться из этой ситуации, а тут еще и ребенок. Я не знаю, как все это разрешить. Я ни слова не сказал, что не хочу ребенка, кстати.

– Джон, ты говоришь о деньгах, а не о той жизни, которая внутри меня. Ты даже не спросил, как я себя чувствую, ты не думаешь, как нам всё надо теперь переигрывать и со свадьбой, и с медовым месяцем.

– Я говорю не о деньгах, я говорю о том, что ты не понимаешь происходящего. Какие две недели на юге Франции? Забудь об этом. Какие срочные поиски дома? Я даже няню не в состоянии буду оплатить в ближайший год.

– Ты можешь мне просто ясно сказать, ты хочешь ребенка или нет?

– Конечно, хочу, но…

– Ты сказал «но»!

– …но надо смотреть на вещи реально. У нас будет ребенок, я рад, правда. Уже рад. Но надо сохранить компанию. Хотя бы для этого.

– Тебе компания важнее, я понимаю.

– Слушай, это чудовищно, что ты говоришь, дико противопоставлять ребенка компании.

– Я – чудовищна? А ты? У тебя все приоритеты шиворот-навыворот.

– Одри, давай попробуем еще раз. Послушай меня спокойно. Мы будем вместе ждать ребенка, раз уж ты так этого хочешь. Это будет очень и очень трудно, и я по-любому буду делать всё, что смогу, чтобы спасти компанию, потому что я должен и тебе, и ребенку создать условия. Ты сейчас ничего не говори, просто подумай, что реально, а что нет. Не отвечай сразу, ладно, детка?

Джон был вымотан. Ему нужна была пауза. Он позвонил паре приятелей и отправился играть в теннис. Он просто не мог дальше сидеть дома и вести этот разговор. Одри слышала, как он захлопнул дверь. Она продолжала сидеть за столом с остатками завтрака. «Он сбежал. Оставил меня одну. Конечно, я все поняла про его компанию. Но он опять поставил свои мужские игры во главу угла, а меня призывает одной решать судьбу ребенка». Она убрала кухню, думая, какой ложью были все эти ночи, все слова об их будущем. Что она теперь скажет родителям? Что она беременна, а Джон считает, что сейчас не подходящее время и не хочет жениться? Он просто глуп и жесток.

Она вышла на улицу, пройтись. К подругам она сейчас идти не могла, прошла по средневековым кварталам города, перешла через реку, стала подниматься на холм. Эдинбург – это Париж в миниатюре, только живописнее. Джон скоро придет домой. Одумается. Поймет, как был жесток и несправедлив к ней. Одри почувствовала усталость и повернула назад. Дом был пуст. В гостиной громко тикали часы. Она прошла в спальню, залезла под одеяло, не раздеваясь, и вскоре уснула.

После тенниса Джон никак не мог набраться смелости пойти домой. Они с мужиками завернули в паб, съели по стейку и выпили пива. Он шел домой, думая, что, конечно, нельзя было найти хуже момента, чтобы забеременеть. Но он же Одри такое никогда не скажет. Значит, так тому и быть. Будет полный кошмар, ну придется и с этим справиться, альтернативы-то нет.

Одри спала, когда он пришел. «Пусть отдохнет, – подумал он. – Завтра она всё увидит в другом свете. А я к завтрашнему вечеру должен найти правильные слова, чтобы объяснить девочке, что, если ребенок появится не сейчас, а на пару лет позже, все трое будут от этого только счастливее. Но если это для нее не вариант, значит, она должна быть спокойна, что я справлюсь и с сегодняшней ситуацией. Мы продадим остатки компании, я пойду работать куда-нибудь менеджером, чтобы хоть эту квартиру сохранить, не тащить же Одри с ребенком в трущобы? Это будет означать, что о собственном бизнесе придется забыть. Одри не будет работать года два, не меньше, надо содержать всё это хозяйство, страховка взлетит, а через три-четыре года поздно начинать строить новую компанию с нуля. Просто поздно, да и работать придется круглые сутки, а это значит – не видеть ни жену, ни ребенка. Надо думать дальше».