Отец Рождество и Я - Мэтт Хейг

– Очень большие. Понимаешь, эльфы вроде бы весёлые и забавные и вечно поют рождественские песенки, даже если на дворе июнь… Но на самом деле они очень строгие. В Мастерской игрушек они трудятся под началом Отца Рождество не покладая рук, потому что в глубине души, под этими нелепыми шляпами и яркими туниками, эльфы уважают порядок и дисциплину. Им нравится следовать правилам. Они любят, когда всё идёт своим чередом. И если кто-то совершает ошибку, они очень-очень-очень-очень-очень сильно сердятся.

– О нет! Ты повторила «очень» пять раз. Совсем как Кип, – пригорюнилась я.

– Что? – непонимающе посмотрела на меня Пикси Правды.

– Неважно. Спасибо, что предложила пирог, это очень мило с твоей стороны. Но мне в самом деле пора. И можно я всё-таки заберу кота?

Пикси Правды подняла Капитана Сажу с коврика у камина и принесла его мне. Для маленькой пикси кот был тяжёлой ношей, и лицо её покраснело от натуги.

– Ты уверена, что это не лошадь? – пыхтя, спросила она.

– Да. Абсолютно.

Я наклонилась и забрала у пикси Капитана Сажу. Тот довольно мурлыкал. Он явно успел оправиться от потрясения и уже забыл, как недавно чуть не разбился в лепёшку.

– Вот, держи. По твоим рассказам выходит, что этот кот проклят, – проворчала Пикси Правды.

– Да нет, это самый обычный кот, – пожала плечами я.

– Ну что ж, до свидания. И пожалуйста, пожалуйста, не говори Отцу Рождество о том, что я люблю его, обнимаю подушку и про всё остальное…

– Не скажу. Обещаю.

– Обещания для лжецов. Если ты всё время говоришь правду, обещания не нужны.

Я улыбнулась.

– Что ж, людям нужны обещания. И я даю тебе слово, что не проболтаюсь.

Блитцен тем временем подошёл совсем близко и теперь дышал мне в плечо, глядя сверху вниз на кроху-пикси.

– Это Блитцен, – представила я оленя.

Пикси Правды сердито на меня покосилась.

– Я знаю, кто это. Любимый олень Отца Рождество. Особенный. Может, будь я большой вонючей зверюгой с палками, торчащими из головы, Отец Рождество тоже считал бы меня особенной.

– Но ты и есть особенная, – сказала я. – Ты же Пикси Правды.

Пикси покачала головой и уткнулась взглядом в свои ботинки.

– Конечно. Я Пикси Правды. А кто любит правду? Да никто. Ты же встречала Пикси Лжи в худший день моей жизни?

– В худший день твоей жизни? А, точно, на свадьбе.

– Ну так вот, он мой старый приятель. Живёт неподалёку, к югу отсюда. И его все любят. Потому что он всем говорит то, что они хотят услышать. Тебе он скажет, что люди замечательные и что он в жизни не видел ушей красивее. И даже сам о таких мечтает. Если бы вы с ним сейчас встретились, он бы заявил, что в Эльфхельме тебя встретят с распростёртыми объятиями и никто даже не подумает сердиться, а если и посердится, то совсем чуть-чуть.

– Так и есть, – пробормотала я, вспомнив, что он сказал про мои уши. – Но он всего лишь был вежлив.

– Именно. Вот только он не вежливый. И не милый. Нельзя судить о пикси и эльфах по тому, что они говорят.

Я запрокинула голову и взглянула на небо, которое начинало розоветь за перекрестьем ветвей. Солнце уже садилось. Скоро стемнеет.

– Мне и в самом деле пора.

– Да уж, – кивнула Пикси Правды.

– До Эльфхельма ещё далеко? – спросила я.

– Спускайся с холма, пока не увидишь башню Мастерской игрушек. Спускаться быстрее, чем подниматься, так что через десять тысяч минут ты будешь на месте.

– Но десять тысяч минут – это очень долго… – приуныла я.

– Я говорю про пикси-минуты, – уточнила Пикси Правды. – Они гораздо короче ваших. Десять тысяч пикси-минут нужно, чтобы испечь торт.

– А! – воскликнула я. – Спасибо тебе, Пикси Правды.

А затем – может быть, потому что сумерки уже начали сгущаться, а вместе с ними сгущались тревоги в моей душе, – я спросила Пикси Правды ещё кое о чем.

– Ты знаешь что-нибудь о дыре в земле?

– О дыре?

– Да. Мы с Блитценом набрели на яму вон в той стороне, – показала я.

Пикси Правды кивнула.

– Да, я её тоже видела.

– Как думаешь, кто её вырыл? Тролли? Кролики? Пасхальный кролик? Или пикси?

– Не знаю.

– Я думала, ты Пикси Правды, – с лёгким разочарованием протянула я.

– Угу. Пикси Правды, а не Всезнания. Я просто говорю правду о том, что знаю, и честно признаюсь, если чего-то не знаю. Но насколько мне известно, большие ямы посреди леса обычно не к добру.

– И что сделает Отец Рождество, когда я ему расскажу?

– Начнёт беспокоиться. А беспокойство крадёт надежду.

– Но без надежды не будет никакого Рождества, – закончила я. – А ведь до него осталось совсем немного.

– Да, – вздохнула Пикси Правды. – Так и есть.

Помахав ей на прощание, я начала спускаться с холма и вскоре в самом деле увидела, как за далёкими заснеженными деревьями проступают разноцветные домики Эльфхельма. Глядя на них, я пообещала себе, что буду молчать о яме и других странностях, которые встретились мне в лесу. Сломанные сани и без того доставят нам немало проблем.

Морошковый пирог был восхитительно-горячим – только что из печки. Отец Рождество испёк его по рецепту Мэри, пока она пыталась развесить праздничные украшения при помощи чудовства. К сожалению, у неё не очень хорошо получалось. Разноцветные шары соскальзывали с кривобокой ёлки, а по всей комнате валялись бумажные снежинки и гирлянды.

Мы сидели за столом, в центре которого красовался пирог, так и ждущий, что его съедят. Но аппетита ни у кого не было.

Отец Рождество не ругал меня. Когда он услышал о случившемся, то лишь вздохнул и покачал головой, и вид у него стал очень разочарованный. Хуже этого я и представить ничего не могла. От мысли, что это я разочаровала Отца Рождество, я чувствовала себя ужасно плохо.

Мэри отрезала кусок пирога и положила мне на тарелку.

– Не переживай, милая, – участливо сказала она. – В мире случаются вещи и похуже. Главное, что ты цела и невредима. Верно, Николас?

– Да, – ответил Отец Рождество. – Конечно.

Но глубокая складка, залёгшая у него между бровей, никуда не исчезла. Я не знала, что сказать, чтобы её прогнать.