25 часов - Ульяна Алексеевна Захарова

по-прежнему не имели ни малейшего представления о том, как такое вообще возможно. Сначала я выдвинул теорию, что всё это из-за оптических иллюзий, или из-за того, что у всех нас разная острота зрения. Но эта теория сразу опровергла саму себя, как только мы выяснили, что у Джеймса зрение равно единице, как и у меня. Оставалась лишь Джесс, чьи линзы в очках говорили о беспощадном минусе.

– Ну, это же нелогично, – рассуждала она вслух. – Если бы дело было в остроте зрения, то вы с Джеймсом видели бы одни и те же страницы.

Тогда Джеймс выдвинул другую теорию, основная суть которой состояла в том, что для написания этой книги использовались специальные невидимые чернила, которые видно только при ультрафиолетовом свете. Но из освещения у нас была лишь лампочка, свисающая с потолка на одном проводе, и парочка свечей, которые вскоре потухли. Да и потом, это же старинная книга (об этом свидетельствовало качество бумаги и потрёпанные переплёт), а такие чернила придумали сравнительно недавно.

Джесс утверждала, что это какой-то сложный психологический шифр, который виден лишь тем людям, у кого имеются какие-либо отклонения в психическом здравии. Такой вообще существует? Как бы там ни было, звучит это слишком дико. Да и потом, если наше эмоциональное состояние ещё можно объяснить недавно пережитой смертью матери, то что не так с Джеймсом? Он признался, что с ним всё в порядке.

Одним словом, чем дальше мы копали, тем больше мы переставали понимать суть дела.

– И что мы будем с этом делать? – устало спросил Джеймс и посмотрел на электронные часы, встроенные в его телефон. – Вы же сами понимаете, что продвижений никаких.

– Да, я тоже подумал, что стоит отложить это дело на потом. Что думаешь, Джесс?

– У меня голова уже кипит от всего этого, вот, что я думаю. У нас ещё целое лето впереди, правда ведь? За три месяца мы точно разберёмся с этой загадочной книжкой.

– Ну да, – Джеймс уронил голову на согнутые перед собой колени. – Сейчас пять утра. Мы серьёзно провозились с этим всю ночь?

– Пять?! – Казалось, что прошло всего несколько минут. Я потёр виски. – Нужно ли вообще ложиться?

Джесс протяжно зевнула, прикрывая рот рукой, попутно заражая зевотой всех вокруг. Мы с Джеймсом дружно зевнули, после чего он сменил положение, закидывая ноги в позу лотоса.

– Сегодня же должны привезти мебель. Думаю, поспать нужно, хотя бы пару часов.

– Давайте ляжем на полу? – предложил я. – Можно принести подушки и одеяла из моей комнаты, всё равно всё это выкидывать.

– Давайте. Я помогу тебе. Джесс, а ты пока хорошенько спрячь книгу. Будет не очень хорошо, если её кто-нибудь найдёт.

Я поднёс руку к самой верхушке старинного шкафа и скомандовал:

– Давай, слезай.

Ворон нехотя расцепил свои костистые лапки и спрыгнул с руки на шкаф. Про себя я отметил, что за достаточно долгое время, пока он сидел на моей руке, он не оставил ни одной царапины. Она только немного затекла. Ну хорошо, не немного. Как только я опустил руку и с облегчением выдохнул, её тут де пронзила тысяча иголочек. Хуже этого ощущения могли быть только затёкшие ноги, но к счастью, ноги отсидел не я, а Джеймс.

– Всё потому что ты слишком странно сидишь.

– В каком смысле странно?

– А ты не замечал?

– Нет.

– Ну, обычно ты сидишь, поджав их под себя, так, что весь вес переходит на их бедную долю. Или же ты сидишь в позе лотоса. Одним словом – совсем не бережёшь их.

Джеймс ковылял на своих "игольчатых" ногах, как на ходулях, охая и ахая через каждые пару шагов.

– В следующий раз тресни меня хорошенько, если я вот так усядусь.

– Хорошо.

Когда на часах было пять тридцать, мы наконец-то улеглись и готовы были отдохнуть пару часов. Разумеется, так гладко всё это не прошло. В Джесс проснулось второе дыхание. Она уже хотела вновь взяться за книгу, но мы с Джеймсом заверили её, что у нас ещё много времени на всё это. Итак, мы лежали на полу, под непростительно тёплыми для этого сезона одеялами. На каждого из нас приходилось примерно по две с половиной подушки, это были все, что мы нашли. На пол мы постелили какой-то большой непонятный плед, сшитый из лоскутков различной ткани и пары задних карманов от штанов. Если смотреть на нас с высоты шкафа, на котором уже мирно спал ворон (что меня очень радовало, потому что уснуть под его пристальным взглядом я бы просто не смог), то около стены, в обнимку с одной огромной перьевой подушкой засыпал Джеймс, после него лежал я, боясь повернуться хоть на миллиметр в сторону, чтобы никого не задеть, и наконец рядом со мной посапывала Джесс.

Джеймс претендовал на моё место, но сестра смирила его взглядом а-ля "попридержи коней, герой нашего времени", и вопрос сам собой отпал.

Утро наступило слишком быстро, что и следовало ожидать. Казалось, я закрыл глаза всего на пару минут и вот уже надо мной летали микроскопические крупинки пыли, а в другом конце комнаты Джесс и мой утиный приятель как-то ехидно посмеивались, глядя в мою сторону. Дверь в комнату была чуть приоткрыта, и можно было почувствовать приятный аромат свежей выпечки. Только из-за того, что мой желудок непростительно громко оповестил всех присутствующих здесь о том, что я проголодался, мне пришлось подавить в себе желание полежать ещё несколько минут.

– Гляди-ка, кто-то уже и во сне думает о еде, – обратилась сестра к Джеймсу, игнорируя факт, что я ненавижу, когда говорят обо мне в моём же присутствии.

– Ну, я вообще-то, тоже иногда просыпаюсь из-за голода.

– Правда? И как часто?

– На самом деле, довольно редко. Но однажды мне приснился такой реалистично-вкусный сон, что, когда я проснулся, то обнаружил, что почти съел свою подушку.

– И что же было таким вкусным?

– Запечённые утки в чесночном соусе, – прохрипел я, имитируя кашель, через каждое слово. – А потом одна из них посмотрела на него глазами-клюковками и сказала: "О, Боже мой, Джеймс, только не трогай нашу тётушку Верджинию". Тогда-то он и проснулся в испуге.

Сестра с Джеймсом покатились со смеху.

– Чтобы ты знал, – задыхаясь от смеха, процедил он. – Ещё не было утки, которую бы я назвал Верджинией.

– Так ты уже проснулся, гадёныш. И сколько же из нашего разговора ты успел услышать?

– Я проснулся на том месте, где Джеймс рассказывал о том, что после того, как он съел половину подушки, пошёл облегчиться в сортир. Не