Убийство по-министерски - Кирилл Казанцев

— Скажите, а может быть, кто-нибудь на вашу фирму, что называется, наезжал? — впрямую поинтересовался я у Голубицына и Арцыхевич.

Те переглянулись, на лице Серафимы Яковлевны отразилось явное недоумение. Голубицын, кашлянув, с расстановкой произнес:

— Вы знаете, ничего подобного я припомнить не могу.

— И я тоже, — тут же энергично подхватила Арцыхевич. — Сейчас не те времена. И вообще — с какой стати? У нас все в порядке, можете проверить баланс, налоги платим аккуратно, потребители все довольны, поставщики тоже.

— Я согласен, — кивнул Голубицын.

— Ну, а долги?

— Какие долги?! — всплеснула руками Арцыхевич. — Я же говорю — у нас все в порядке! Можете взять документы и ознакомиться!

— А конкуренты? Я так понимаю, что вы — не первая компания в городе, производящая водку. Не секрет, что первое место держит у нас бывшая ликерка…

— Да, приватизированная командой губернатора, — подал голос вездесущий живчик Черновицкий, который успевал прислушиваться к нашему разговору, занимаясь своими непосредственными обязанностями эксперта. — И они-то не очень довольны тем, что вы тут, понимаешь, разворачиваетесь.

— Да, Николай Александрович, — подхватил я. — Вот я заметил, что в рознице появились новые сорта водки, ликеров. То есть вы работаете над ассортиментом, пытаетесь конкурировать…

— Ну и что, — пожал плечами Голубицын. — Такой оборот, как у ликерки, нам все равно не дадут сделать.

— А вы пытаетесь, — наседал я. — Может быть, это предупреждение вам?

— Ну, это уже перебор, — озабоченно покачал головой замдиректора. — Мы им не конкуренты. Наша доля в обороте — примерно процентов пятнадцать. Они же забирают себе все семьдесят. Остальное делится между другими мелкими структурами. Собственно, все это отражено в статистических документах. Если вам это интересно, можете сделать запрос в областном управлении.

— Сделаю, — пообещал я и со вздохом подытожил: — Итак, вы отрицаете, что имели перед кем-то невыполненные обязательства, по поводу которых на Скоробогатова кто-то мог иметь зуб.

— Совершенно верно, — ответила Арцыхевич.

Голубицын же, помедлив, задумался и помрачнел еще больше. Наконец он выдавил:

— Если только личные долги самого Скоробогатова, которые нам неизвестны.

— Хорошо, — вздохнул я. — Давайте теперь попробуем вспомнить, как вел себя вчера Георгий Анатольевич.

— Что значит «как»?! — нервно сдвинула брови Арцыхевич. — Нормально вел, как всегда.

— То есть он не нервничал, не выглядел обеспокоенным, не смотрел постоянно на часы?

— Нет, — категорически качнула головой бухгалтерша.

— Ну а в последнее время не замечали за ним какие-нибудь странности? Может быть, обеспокоенность чем-то? — продолжал уточнять я.

Арцыхевич задумалась. Она посмотрела на Голубицына, как бы ища у него поддержки, но заместитель генерального директора скептически пожал плечами. Серафима Яковлевна снова нервно дернулась, недовольно махнула рукой в сторону Голубицына, вскинула брови вверх и, округлив глаза, выпалила:

— Да! Я замечала! Он как будто бы нервничал. Просто мы давно друг друга знаем, Жора, он… спокойный всегда! А тут стал выглядеть как-то раздраженно. Вот именно раздраженно!

— И с чем же это связано?

— Я не знаю, с чем это связано! — с каким-то вызовом произнесла Арцыхевич. — Мало ли, какие у него могут быть неприятности помимо работы. Ну что вы молчите, Николай Александрович!

— А что я могу сказать? — прогудел Голубицын. — По-моему, Жора был таким, как всегда. Во всяком случае, я ничего подозрительного не заметил.

— А я и не говорю, что это подозрительно! — вскричала Арцыхевич. — Просто у него было такое настроение, и я это замечала…

Голубицын снова пожал плечами и мрачно уставился в окно.

— А где эти проблемы у Скоробогатова могли быть? — обратился я к Арцыхевич.

— Я же вам сказала, молодой человек, за пределами работы, — подчеркнула Серафима Яковлевна. — Большего я пока вам сказать не могу, если вдруг что-то вспомню, то, конечно, обязательно скажу. Просто все это так… неожиданно, у меня просто голова кругом! Нужно время, чтобы у меня мысли пришли в порядок. Понимаете?

— Понимаю, — спокойно ответил я и почувствовал, что нервное состояние Арцыхевич нарастает с каждой минутой нашего разговора. — Вы успокойтесь, пожалуйста.

Я залез в свою сумку, достал оттуда бланки повесток и выписал Голубицыну и Арцыхевич приглашение явиться для беседы в официальной обстановке в полицию.

Серафима Яковлевна, прочитав повестку, высоко подняла свои черные брови и резко спросила:

— Зачем? Мы же все сказали!

— Такой порядок, — ответил я. — Нужно все официально зафиксировать.

В этот момент показалась хитрая мордочка Черновицкого.

— Вот это, — показал он на рюмки, обращаясь к Голубицыну и Арцыхевич, — я беру на экспертизу.

Голубицын равнодушно пожал плечами, а Арцыхевич, нервно вздохнув, махнула рукой. На этом наше общение с сослуживцами пропавшего невесть куда несостоявшегося депутата Скоробогатова закончилось.

Однако оставались еще охранники, которые могли дополнить картину происшедшего. Об этом я позаботился заранее, попросив Голубицына вызвать дежурившего в ту ночь охранника для беседы. Он и явился примерно в тот момент, когда наше общение с руководством «Диониса» подошло к концу.

Парень представился Игорем Сергеевым. На лице его была написана склонность к дисциплине и абсолютная уверенность в правоте своих действий. Речь его была проста и бесхитростна и прерывалась многочисленными паузами:

— Я стоял… на вахте… видел… как сначала… эта, как ее… Арцыхевич… вышла… сначала… потом… Голубицын… Потом Георгий Анатольевич позвонил, сказал — человек придет… Мол, впусти… Я впустил… Человек был весьма крупный… В общем, просто толстый. Фамилию не знаю… Он сказал — впусти, я впустил… Они разговаривали двадцать две минуты… У меня все записано в журнале… Вот… Пришел в два пятнадцать… Вышел в два тридцать семь… Вместе с ним вышел Скоробогатов… Все.

— Вы сможете опознать того человека?

— Толстого? — нахмурился Сергеев.

— Да.

— Смогу, — уверенно ответил Сергеев.

— Отлично. Значит, Скоробогатов вышел через двадцать две минуты после того, как вы пропустили через вахту его посетителя?

— Да, — коротко отрезал охранник. — Они вместе с этим толстым вышли.

— Что он говорил?

— Ничего, — скривился Сергеев. — Он это… был… ну, как это…

— Нетрезв? — помог я ему.

— Да. Он так вяло махнул рукой, мол, вот так получилось, потом пробормотал «до свиданья» и вышел, — ответил Сергеев, и я удивился такой сложно построенной фразе, произнесенной без пауз.