Мастер тату - Сергей Гайдуков

– Не боитесь ездить в лифте с незнакомыми мужчинами? – спросил Кирилл.

– Не боюсь, – холодно ответила девушка. Все-таки газовый баллончик.

– Может быть, я ошибаюсь, – сказал Кирилл, стараясь не делать резких движений. – Но вы – та, что мне нужна...

– Зато вы мне не нужны, – отрезала девушка.

– Мне кажется, что вы соседка Лены Ждановой, – сказал Кирилл и понял, что угадал.

– Так вы из милиции, – девушка заметно расслабилась.

– Я из милиции, – признался Кирилл. – У меня даже есть удостоверение.

– Наконец-то вы явились, – не слишком доброжелательно произнесла девушка. Кабина лифта остановилась, и она прошла мимо Кирилла на лестничную площадку. Кирилл последовал за ней:

– Что значит "наконец-то"?

– Значит, могли бы появиться и раньше. Если вам действительно нужно знать.

– Знать что? – спросил Кирилл, и, хотя глаз девушки за стеклами очков не было видно, он почувствовал презрение во взгляде. – Знать... Вы что-то знаете об убийстве Лены?

– Знаю, – щелкнул замок, и дверь в квартиру открылась.

– И вы хотите мне это рассказать?

– Господи, да как же до вас все медленно доходит!

Все-таки мозги у Молчуна были устроены чересчур примитивно. Если задан вопрос, Молчун сразу же начинал искать ответ. Память автоматически выбросила образ "спортсмена", любезничающего с Милой, а потом развернулась во всем ужасе картина забрызганной кровью квартиры... Молчун совсем не хотел видеть это, однако глаза "спортсмена" отдельно от двух мертвых тел не представлялись. Молчун скривился как от зубной боли, и Гоша это заметил, но расценил по-своему.

– Ты прокололся, Молчун, – сказал Гоша. – Ты допустил ошибку. Но на ошибках учатся. Может, я и сам бы не раскусил этого типа. Расскажи мне, как все это было... Расскажи мне про его глаза.

– Их было двое, – сказал Молчун.

– Серьезно? – удивился Гоша. – Такого рода психи обычно действуют в одиночку.

– Этих было двое, – повторил Молчун. – И у них были нормальные глаза. И они выглядели как нормальные люди. Один – в спортивном костюме, блондин, лет тридцати пяти. Другой – лет пятидесяти, на Лужкова похож. Только ботинки грязные.

– Еще раз, – голос Гоши стал напряженным.

– Что – еще раз?

– Про ботинки.

– Ботинки? – недоуменно пожал плечами Молчун. – Обычные ботинки. Грязные. А что?

– А то, – Гоша остановил машину. – Мужик заказал себе девочек на квартиру. Мужик собирался потрахаться. Какого хрена он не снимет ботинки? Тем более они грязные. Или, может, ты встретил его, когда он был в прихожей?

– Нет, – медленно проговорил Молчун. – Он сидел на диване. В ботинках. А тот, "спортсмен", он был в кроссовках.

– Лично я, – Гоша вытащил ключи, – дома хожу в тапочках. Эти двое сидели в уличной обуви. Не собирались же они трахаться в ботинках?

– Может, это была не их квартира? – предположил Молчун. – Чужая квартира. И у них не было тапочек...

– Они не собирались трахаться, Молчун. Они с самого начала собирались прикончить девок и сразу же свалить. Им не нужно было снимать ботинки. И ты должен был это просечь, Молчун. Ты должен был заподозрить неладное. Ты прокололся. Пошли.

– Куда? – спросил Молчун, но Гоша уже вылез из "Вольво". На миг у Молчуна возникло подозрение, что сейчас его, как в фильмах про мафию, заведут на заброшенный склад и пристрелят в спину. Взыщут за прокол.

На всякий случай Молчун сказал:

– Я взял с них деньги. Они у меня.

Гоша махнул рукой и решительно зашагал в сторону двери кирпичного дома, на котором горела бледным неоном вывеска "Мираж". За железной дверью начиналась лестница в подвал, а в подвале располагался бар. Людей здесь было немного, причем добрая половина из них откровенно дремала за столиками и на небольших кожаных диванчиках. В помещении было накурено, никто не танцевал, да и музыка из динамиков раздавалась какая-то смурная. Пока Молчун осматривался, Гоша подошел к стойке и через минуту вернулся с бутылкой водки и двумя стаканами.

– Надо, – коротко сказал он, и Молчун кивнул. Пока они пили, никто не говорил никаких слов, но и без того было ясно, что именно они заливают водкой. Молчун от водки становился все мрачнее, а вот лицо Гоши постепенно расплывалось в какой-то странной гримасе, и если бы Молчун чуть хуже знал своего шефа, то мог бы подумать, что Гоша вот-вот заплачет. В какой-то момент Гоша вдруг встрепенулся, уставился на Молчуна.

– Тебя может вызвать на разговор Стас, – сказал Гоша. – Я сделаю все, чтобы для нашей конторы эта история ничем плохим не обернулась, чтобы менты нас не теребили. Но Стас – он хозяин, он может решить, что ты виноват.

– И что?

– Зависит от его настроения.

– У меня мерзкое настроение, – признался Молчун.

– У Стаса – тоже.

– Он что, убьет меня?

– Зависит от его настроения, – повторил Гоша.

– Плевать, – сказал Молчун. Водка сделала его бесстрашным. Или тупым?

– Правильно, – согласился Гоша. – На Стаса плевать, на все плевать... Пока не наступило утро. – Он выпил еще. – А глаза, говоришь, нормальные были у этого психа в кроссовках?

Мысли Гоши выписывали неожиданные загогулины.

– А что-то там было у Милы с ногами? – вдруг спросил Молчун. Алкоголь притупил чувствительность, и теперь он мог без дрожи в голосе вспоминать о Миле.

– С ногами? У Милы? – Гоша изменился в лице, но от сильных выражений удержался. Он просто покрепче сжал стакан. – А ты разве сам не видел?

– Нет.

– Ну и слава богу, – сказал Гоша. И немедленно выпил.

В служебной столовой, неофициально именовавшейся "Ресторан "Три свистка", Львов тщательно пережевывал серые макароны. Стараясь при этом не задеть больной зуб, он решил, что домашние пельмени у Ивановых несомненно были божественным даром. В качестве благодарного жеста Львов решился все-таки съездить за результатами экспертизы по Пушкинскому скверу. На обратном пути, в автобусе, Львов бегло пролистал бумажки, убрал их в папку, намереваясь сбросить бумаги Кириллу и вернуться к своим баранам, то есть к анализу конкурентной борьбы торговцев алкоголем на подведомственной территории. Бараны эти Львова совсем не вдохновляли, потому что давешний информатор оказался полным козлом и нарыл сведения про поджог другого магазина, аж на территории соседнего отделения...

Иванова на месте не было. Львов в задумчивости присел на его стол, не зная, то ли убрать бумаги в свой сейф, то ли подождать Кирилла, то ли просто оставить папку на столе, придавив для верности чем-нибудь тяжелым. Например – сувенирной кружкой с надписью "Вопросы здесь задаю я". Львов повертел кружку в руках, но все же решил дождаться Кирилла. Это редкостное проявление доброты и сгубило Львова.