Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Имеющиеся документы, а также сообщения ежедневных газет, представляющих весь политический спектр, позволили разобраться в хитросплетениях имперского кризиса и имперской трансформации, изучить особенности имперского и революционного дискурсов и реконструировать интеллектуальную и политическую историю ДВР от идеи до ликвидации.

На первом этапе имперской трансформации, с момента начала Первой русской революции (1905–1907 гг.) и до падения царского правительства в феврале – марте 1917 года, в политических дискуссиях империи центральное место занял леволиберальный национализм. Этот разнородный дискурс распространился среди широких общественных кругов, хотя и был по-прежнему локализован в первую очередь в городах. Оппозиционная общественность приветствовала идею самоорганизованной (или самодеятельной) имперской нации. Леволиберальный национализм был инклюзивным и провозглашал равенство различных этнических, религиозных, региональных и иных социальных групп империи, однако в некоторых его вариантах оставалось место для имперских иерархий. Единого мнения о том, как именно будет выглядеть распределение всеобщих и особых прав, среди его сторонников не было. Бурят-монгольские, корейские, украинские, еврейские и другие националисты, регионалисты и сторонники иных партикуляристских идей принимали участие в дискуссиях, но вопросы автономии и политического представительства остались неразрешенными. Более того, несмотря на свои ярко выраженные гражданские и прогрессивные установки, леволиберальный национализм оставался этатистским: в число его идеалов входило благо Российского государства. Две масштабные современных войны, Русско-японская (1904–1905 гг.) и Первая мировая (1914–1918 гг.), показавшие неэффективность царской власти в деле защиты Российского государства, привели к консолидации леволиберального национализма как гетерогенного оппозиционного и патриотического дискурса, а также программы имперской самоорганизации. Именно в этом контексте произошла консолидация российского Дальнего Востока как нового имперского региона. Интересы Дальнего Востока не противоречили единству российской имперской нации. Дальневосточные регионалисты, следуя в русле леволиберального националистического дискурса, считали самоорганизацию средством разрешения проблем региона, проистекавших из неэффективности централизованной системы управления.

С точки зрения многих наблюдателей, как российских, так и иностранных, Русско-японская война продемонстрировала кризис самодержавия как политической системы и доказала эффективность реформированной Японской империи[104]. Военные неудачи, вкупе с социальным неравенством, угнетением этнических и религиозных меньшинств и чрезмерной централизацией, способствовали распространению убеждения в том, что только самоорганизация российской имперской нации «снизу» сможет сделать государство эффективным. Многие представители образованных слоев империи были сторонниками самоорганизации, но подходили к этой идее по-разному. Либералы, объединившиеся вокруг Союза земцев-конституционалистов и Союза освобождения, считали, что парламентаризм и демократия (в политическом смысле) позволят пересобрать Российское государство. Представители земств предпринимали организованные усилия по помощи государству в условиях войны, но первый легальный Земский съезд (Петербург, 6–9 ноября 1904 г.) выдвинул политические требования, в том числе введение гражданских свобод и созыв парламента («народного представительства»)[105]. Во второй раз после 1895 года местные деятели озвучили подобные требования. На этот раз царь прислушался к ним в большей степени, чем девять лет назад. 12 декабря 1904 года Николай II выразил свою заинтересованность в реформах: речь шла о том, чтобы расширить права органов самоуправления, улучшить положение рабочих, увеличить религиозную терпимость, улучшить положение этнических меньшинств, ослабить цензуру и политические репрессии. Но возобладало насилие. Расстрел мирного шествия в Петербурге 9 января 1905 года, известный как Кровавое воскресенье, стал символическим началом Первой русской революции[106].

Союзное движение (то есть создание различных союзов и прочих организаций), начавшееся с земского движения, превратилось на протяжении 1905 года в главную форму политической самоорганизации. Хотя в 1906–1907 годах революционные выступления и беспорядки были подавлены силой, революция повлекла за собой серию реформ, в результате которых Россия превратилась в конституционную монархию. Октябрьский манифест, пожалованный 17 октября 1905 года, даровал российским подданным гражданские свободы. Основные государственные законы Российской империи, принятые 23 апреля 1906 года, стали конституцией. Государственная дума, которая была учреждена в августе 1905 года как законосовещательное учреждение, а по Октябрьскому манифесту получила законодательные права, стала нижней палатой имперского парламента, а реформированный Государственный совет – верхней. Первая дума, открывшаяся 27 апреля 1906 года, стала форумом для оппозиционных политиков, но оказалась недолговечной. 8 июля 1906 года в ответ на решительную критику со стороны леволиберального (либерального и умеренно социалистического) большинства Думы царь ее распустил. Но Вторая дума, собравшаяся 20 февраля 1907 года, оказалась не менее оппозиционной. Продолжающаяся критика правительства и обсуждение законопроекта о гражданских правах[107] стали поводом для нового конфликта, и 3 июня 1907 года царь вновь распустил нижнюю палату парламента. Роспуск Второй думы, сопровождавшийся принятием более жесткого избирательного закона, стал известен как «третьеиюньский переворот» и обозначил символическое окончание революции[108].

Гражданские свободы по-прежнему нарушались, большинство населения так и не получило возможности принять участие в выборах, а парламент не оказывал фактически никакого влияния на кабинет министров: все это способствовало сохранению оппозиционных настроений. Тем не менее революция и Дума, в которой заседали в том числе и представители меньшинств и крестьянства, способствовали переменам в имперской политике: дискуссии, которым прежде предавалась лишь горсточка нелегальных и полулегальных организаций, многие из которых существовали в эмиграции[109], теперь стали открытыми. В ходе этих дискуссий социалисты, либералы и беспартийные прогрессивные интеллигенты соглашались, что именно демократия позволит пересобрать империю. Хотя слово «демократия» имело множество разнообразных значений, среди которых были гражданские свободы, представительное правление, социальная справедливость, децентрализация и национальное самоопределение, идея самодеятельности (самоорганизации) отдельных людей или групп была ключевой. Самоорганизация общества противопоставлялась государственной опеке[110].