Супер-женщина - Соня Дивицкая

– Let my people go!

– Ты слышишь, что я говорю? – стыдила Люся. – Посадила на шею и пляшешь!

Я вытягивала ножки на белом чудесном диване и слушала музыку. А если вдруг у нас и начинались диалоги, так это не я отвечала Люсе, это мой внутренний голос ей отвечал.

– Эх, Люся! Мне проще десять раз поднять одно и то же полотенце, чем воспитывать взрослого человека!

– Ага, поэтому он у тебя и рот открыть не успевает, а ты уже с ложкой стоишь! Только руку мужик протянул, а ты ему: «Чайку извольте, господин».

– Люся, дорогая, – мой внутренний голос пытался меня оправдать, – а что нам остается? Таких, как мы с тобой, на улице полно. Женщины в наше время гроша не стоят, бабья в России навалом. А таких, как наши мужики, еще пойти и поискать. Он выйдет сейчас на дорогу, только руку поднимет – и все, подберут!

– Овца ты, – это уже не голос мой, это Люся лично от себя добавляла, – учишь, учишь тебя – все об стенку горох. Ты – женщина! Ты – звезда! И нечего ходить к нему с подносом, как служанка…

А я опять ей:

– Let my people go!

Со мной, конечно, спорили. Никто не понимал, за что я Люсю полюбила. А вот за это, за то, что однажды она сказала всем, четко и громко: «Я – звезда!», влезла на высокий пенек, и никто ее с этого пенька не скинул.

Хотя, конечно, лишний раз гостеприимством злоупотреблять не хотелось. Поэтому некоторое время мы с Люсей не виделись, примерно с полгодика. И вдруг однажды утром она мне позвонила.

2

Люся не сказала ни слова и даже не поздоровалась, а сразу заплакала в трубку. Я спрашиваю: «Что случилось?» – она не отвечает, только продолжает выть.

– Хочешь, приеду? Попьем кофейку…

– Приезжай. – Она высморкалась. – Только у меня нет кофе. И сигареты кончились.

Я все купила и прикатила к ней. Когда она открыла дверь, я не узнала Люсю, она была похожа на труп после тяжелой болезни.

Похудела очень сильно, на ней болтались спортивные брюки, которые еще сезон назад были на ней в обтяг. И постарела, рожа стала серой, щеки повисли, согнулись плечи…

Я пыталась не удивляться, но эта стервь заметила мой приоткрытый рот.

– Что? Страшная я стала?

– Да нет, не очень.

– Не падай только, – сказала она и выключила свет в прихожей. – Мы с Васей развелись.

Тут же с размахом Люся открыла шкаф. Шкаф, который раньше был набит ее шмотками, теперь был пуст.

– Все забрал! – сообщила она со злостью. – Даже шубу мою!

– И норку твою забрал! А норку зачем?

– Новой бабе своей! Этот урод недоношенный утащил мою норку своей новой бабе! Чтоб она в ней сгорела, сволочь!

Шубы не было, а без нее и сапоги на шпильке, и перчатки лайковые, и платье под леопарда превратились в дешевую бутафорию. Люся выходила на улицу в спортивном костюме. Ей, в общем, и некуда было выходить, кроме детской площадки.

Я направилась в кухню, Люся поставила турку на огонь, показала мне пустой холодильник и закричала:

– Бизнес прихапал! Машину забрал! Квартира у нас с ним в доле! Так он еще трясет меня, чтоб я скорее продавала! А ты все выкобениваешься! Мужику своему нервы мотаешь! Вот садись и посмотри, как оно живется после развода!

– О господи! – Я огляделась. Я искала белый кожаный диван.

– Дивана нет! Всю мебель вывез, сволочь.

– О, мама дорогая! – Тут даже я разволновалась. – Какой хороший был диванчик!

– А тебе все скучно! Книжки свои дурацкие пишешь! А вот не дай тебе бог оказаться в такой же жопе! Тогда я посмотрю, что ты мне там напишешь… Про любовь!

Люся открыла пакетик с баварским шоколадом, который я принесла, понюхала кофе и опять зарыдала, на этот раз тише, все-таки мой визит ее обрадовал. А я курила, сидя на табуретке, и молчала. Что я могла сказать бедной Люсе? Не знаю, я включила свой плеер.

Hello, Dolly, well, hello, Dolly…

Рядом заплакал Люсин ребенок, он увидел, что мать ревет, и тоже начал с ней за компанию.

– Ну хватит! – крикнула ему Люся. – Сколько можно выть? Ты мне еще будешь нервы мотать!

Малыш смотрел мультфильмы в той комнате, которая раньше была просторной гостиной. Пустой она казалась еще больше, из мебели там остался матрас, два стула и тумбочка под телик.

В этот раз я задержалась у Люси немного дольше обычного, она мне рассказала кучу интересного про раздел имущества, про адвокатов, которых ее супруг перекупил всех сразу с потрохами, про то, как легко, оказывается, умыкнуть у жены семейный бизнес… Все это время ребенок ныл: «Где папа, где папа?» Я кое-как терпела, наушники спасали, не выдержала Люся.

– Сейчас придет твой папа! Сейчас вломится, и будем его с ментами провожать!

Вот тут я и свинтила. Пообещала заезжать, оставила немного денег.

– Когда отдам – не знаю, – сказала Люся. – Алиментов нет. Живем на его подачки.

Я быстренько зашнуровала свои ботиночки. Спешила, разумеется, мне не хотелось встретиться с Люсиным бывшим.

Само собой, она меня спросила насчет работы:

– Поговори там с мужем, пусть возьмет меня в маркетинг. Мне все равно, какая должность, я пойду простым менеджером…

Каким еще простым менеджером? Люся была известной солисткой, а это означало, что, как только она войдет в наш офис, тут же выяснится, что все мы идиоты, работать не умеем, начнутся склоки, и это, безусловно, отразится на моей семейной жизни. Поэтому я ответила сразу:

– Да нет у нас вакансий, ты же знаешь… Но мужу я скажу…

– Давай я позвоню ему сама! – настаивала Люся. – Скажи, что я к нему заеду!

Она мне что-то говорила, но я была уже в ботинках и в наушниках. «Hello, Dolly, well, hello, Dolly…

It’s so nice to have you back where you belong».

А что вы от меня хотите? В моем сердце еще не умолкли звонкие песни из Люсиного репертуара: «Я научу вас работать! Вы у меня узнаете, что такое продажи!»

Все знакомые из бизнеса, которых у Люси было немало, ответили ей точно так же, как я: вакансий нет. Тогда она решила искать работу в городе, но в городе работы тоже не было. Какая может быть работа для бабы за сорок, которая привыкла командовать? Кого волнует, что у нее был бизнес? Это только пугает кадровиков, все ищут исполнителей, бывшая звезда – самое худшее, что можно приобрести на рынке труда. Тем временем счета за коммуналку приходили, долги росли, ребенку пришлось оставить занятия английским и танцами, а в кадровых агентствах первым делом спрашивали: «Ваш возраст?»

– Сорок три! Сорок три! – рыдала Люся, но все равно почти каждый день выезжала на собеседования.

Соседи видели ее на остановке с сыном. На жаре и под дождем она стояла там и вместе со старухами ждала трамвай. Обитатели таунхауса проезжали мимо, потому что в нашем южном трафике некогда смотреть по сторонам. Но иногда подвозили, а потом вспоминали Люсину красную тачку… Как на виду всего двора с нее срывали покрывало, как брызгали шампанским и как потом, когда супруг забрал авто, Люся визжала с балкона…