Вражья дочь - Александр Тамоников

– Говори тише, – посоветовал ему Голубицкий.

– Добро, слушайте.

Дравес рассказал поляку о визите князя Савельева, о его интересе к подземным ходам и тайным складам.

Ротмистр бросил быстрый взгляд на купца.

– Вот как? Значит, русские все-таки рискнули отправить малую дружину на поиски наших схронов?

– Да, пан ротмистр.

– А ну, пойдем во дворец.

– А воевода?

– Ко мне.

У Голубицкого в этом здании были свои палаты.

Они зашли в отдельную небольшую комнату со служебной, весьма скудной обстановкой.

Ротмистр указал на стул перед столом.

– Садись, купец.

Дравес повиновался.

Ротмистр встал у окна, взглянул на собеседника и заявил:

– Теперь давай докладывай все подробно.

Дравес рассказал, как Коваль привез к нему воеводу с охранником, упомянул о царской особой грамоте, о том, чем интересовался Савельев.

Голубицкий внимательно выслушал его и сказал:

– Что ж, это очень хорошо.

Купец удивился и спросил:

– Чего же тут хорошего, пан ротмистр? Русская дружина в городе.

– Мы и ждали ее, правда, сомневались, объявится ли. Она пришла. А хорошо то, что мы знаем об интересе русских к схронам и о том, что они прислали людей искать их. Дружина остановилась у купца Коваля в Бельдево?

– Нет, в пяти верстах северо-восточнее, на починке покойного пана Адамовича, который теперь принадлежит Ковалю.

– Скрытное место подобрал им купец. Там можно долго просидеть. Оттуда нетрудно вести разведку и поиск.

– Надеюсь, ваши доблестные ратники уже сегодня разобьют эту дружину, – сказал купец.

Голубицкий укоризненно покачал головой:

– А зачем я тогда недавно велел твоей дочери пытаться завести знакомство с кем-нибудь из русских, если они тут объявятся?

Дравес развел руками:

– Вот этого я до сих пор не разумею. Но Аннушка сделала все так, как ей было велено. Молодой ратник, который сопровождал своего воеводу, ой как заинтересовался моей дочерью. Он даже заявил ей, что влюбился в нее, как только увидел. Она на бегу сказала ему, чтобы приезжал еще.

Голубицкий усмехнулся и проговорил:

– Да, хитра не по годам твоя Аннушка. Панночка умная, расчетливая, а играет как! Молодец. За это ей будет награда. Ты когда собираешься отдать ее замуж за пана Войчика?

– По весне, как уедем в Краков.

– Хворь все чаще валит его, а наследников у него нет. Ты можешь не успеть, и тогда все его состояние уйдет в державную казну.

– За ним смотрят. Не понимаю, почему больной человек в годах решил взять замуж столь юную девицу.

– А затем, чтобы хоть в последние дни побыть рядом с ней, снова почувствовать себя молодым. Но все эти дела с дочерью касаются только вас. А для города она должна сделать вот что… – Голубицкий говорил недолго, вскоре закончил речь и спросил: – Тебе все ясно?

– Ясно, пан ротмистр.

Голубицкий передал купцу карту города, выглядевшую так, будто она была создана в далекие времена.

– У меня имеется один вопрос, – сказал тот.

– Спрашивай.

– Сколько город заплатит мне за провиант и ту важную услугу, которую я окажу ему?

Ротмистр вспыхнул и заявил:

– Да как ты смеешь даже думать об этом! Ты помогаешь оборонять город, в котором живешь. Разве можно требовать за это деньги? Забудь о вознаграждении. Скажи мне спасибо, что я побеспокоился о том, чтобы ты с дочерью пережил осаду. Как только наша большая рать отгонит войска Царя Ивана, вы вольны будете уйти отсюда на все четыре стороны.

– Спасибо, пан ротмистр. А нельзя нам с Анной отправиться в Вильно прямо сейчас, еще до подхода русского войска?

– Нет, Дравес!.. – Голубицкий вздохнул и добавил: – Ты, наверное, плохо слушал меня либо вчера вечером выпил так много, что голова у тебя до сих пор не работает. Сколько раз можно повторять одно и то же?.. Езжай к себе и делай то, что велено. Помни, если что, сразу ко мне, но скрытно, чтобы русские не заподозрили неладное. Уразумел?

– Да.

– И никаких самостоятельных действий! Все согласовывать со мной. Кроме того, что уже оговорено. Ступай!

– До свидания, пан Голубицкий.

– До свидания, купец.

Дравес не в самом лучшем расположении духа поехал домой. Он знал, что воевода города пан Довойна велел Голубицкому хорошо заплатить всем тем людям, которые знали о подземных ходах и тайных складах. А по словам ротмистра получалось, что ничего подобного не было. Купец прекрасно понимал, что тот, нимало не размышляя о шляхетской чести и достоинстве, решил прибрать эти деньги себе. Связь с пани Луизой, принадлежавшей к высшей знати города, обходилась ему очень дорого. Да и не мудрено. Эта шельма не только на редкость хороша собой. Ума ей тоже не занимать.

Ротмистр же, отпустив купца, вновь вышел на площадь у храма. Луизы нигде не было видно. Но к нему подошла молодая бабенка в одежде служанки, встала рядом, поправила чепец.

Ротмистр не обратил бы на нее внимания, если бы она не начала быстро и тихо говорить:

– Пан ротмистр, пани Луиза велела передать, что будет ждать вас по темноте в палатах своего дома.

– Своего дома? – удивился ротмистр. – А как же пан?

– Его не будет до утра завтрашнего дня.

– А куда?.. – Следующий вопрос ротмистр задать не успел.

Служанка поправила чепец и одежду и быстро пошла в сторону Верхнего Замка.

Голубицкий хищно оскалился.

«Сама не смогла прийти, прислала служанку. Хорошо, Луиза, даже очень. Но пора преподнести тебе сюрприз, иначе, дорогая, ты быстро сделаешь меня беднее церковной мыши», – подумал он и направился во дворец.

Замысел ротмистра был прост. Он хотел прекратить ублажать дорогими подарками завидную любовницу и начать пользоваться богатством ее мужа, знатного престарелого пана. А для этого требовалось немного. Просто сказать, что условия их взаимоотношений меняются. Теперь она будет платить за удовольствия близости, иначе об их связи узнает пан Гревич.

Нет, не совсем так. Ведь воевода говорил, что тот уже знает об этом. Но теперь пану рогоносцу станут известны подробности их страстных свиданий и слова дорогой супруги о дряхлом, опротивевшем старикашке, которому давно пора в могилу.

Луиза пойдет на его условия, потому как полностью зависит от мужа. Развод с ним – это катастрофа для нее. Она это прекрасно понимает, не поверит, что ротмистр способен на такую подлость.

Эх, правильно люди говорят. Блажен, кто верует. Конечно, ни о какой любви речи быть больше не может, но ротмистру она и не нужна. Ему требуется всего лишь дивное тело этой высокомерной пани, ее ласки, исполнение всех его прихотей. Этого он не лишится, к тому же вернет и приумножит то, что уже потратил на Луизу.