Убийство по графику - Алена Егорова

Мила очнулась. Тяжело, со стоном приоткрыла глаза. Веки казались ей какими-то свинцовыми. Голова жутко болела, тело мешковатое. Еще через секунду поняла, что ее руки крепко связаны и она в подвешенном состоянии. Кругом темнота. Мила тихонько заскулила. По звуку эха она поняла, что находится в маленьком, пустом помещении. Страх сковал душу такой, что ей казалось, она даже бояться боялась. Происходящее напоминало триллер, мозг отказывался принимать, что это реальность. Она попыталась вспомнить, что же произошло. И как она оказалась в этом темном, пустом месте.

«Ехала к подруге, голосовала, водитель, боль, – в мозгу пронеслась мысль: – Похитили!»

Она пыталась вспомнить лицо водителя, но от головной боли образы плыли. Вытянув носочки, она коснулась пола и поняла – невысоко. Мила попыталась вытянуть носочки побольше, чтобы опереться о пол и тем самым снизить нагрузку на руки, они онемели от тугой веревки. Тщетно пытаясь освободиться, Мила тихо заплакала. Тушь потекла и щипала глаза.

«Этого не может быть. Это просто страшный сон. Кому я нужна? Я ведь не дочь миллионера». Родители жили хорошо, но не богато. Сама Мила работала медсестрой. «Да кому нужно меня похищать? А может?» – Мила испугалась собственных мыслей. Внутри все похолодело, она подумала, что, возможно, над ней будут издеваться, а потом убьют. Мила почувствовала, как паника нарастает.

«Нет. Нет. Я не хочу, не хочу умирать! Такого не может быть? Почему я? Почему? Что ужасного я совершила, что судьба так решила?»

Она яростно пыталась освободить руки от веревки. Кожа натерлась до крови. Чем больше она пыталась освободиться, тем больше ее тело начинало крутиться, от этого руки выкручивало еще больше, еще больнее. Свет включился. Он стоял и смотрел на мечущуюся, беспомощную девушку, облокотившись на косяк двери.

– Умора! Испуганное, пучеглазое чучело, с размазанной мордашкой. Красавица, блин. Где твой прежний пафос, детка? Так вальяжно садилась в салон, – он жутко и противно ухмыльнулся – Не вижу прежнего достоинства. Ну, что? Увидела, что крутая тачка остановилась, так сразу мысли как ноги раздвинуть да богатого папика зацепить? А? Крыса? Бабки почуяла?

– Что ты говоришь? Откуда мысли такие самоуверенные? Я и не думала флиртовать с тобой.

Мила была удивлена таким претензиям. В ее мозгу начали вспыхивать отрывки из памяти. Картинка сменяла картинку. Она вспомнила, как села в машину, вспомнила его приятное, красивое лицо. У нее не было парня. Да, он понравился ей, но она ни на что не рассчитывала, полагая, что такие мужчины выбирают других женщин. И его обидные слова ей казались необоснованными.

Он вскинул брови. Он не ожидал, что она хоть что-то скажет. Думал, что, как и другие, будет рыдать и закатывать истерики.

– Да ладно. Я же не кретин. Что, я не видел, как ты глазками стреляла? Сидела королева. Декольте пониже, юбочку повыше. Желание твое исполнено, детка. Только, думаю, ласки мои тебе будут не по вкусу, – он как-то по-звериному оскалился, чуть облизнув нижнюю губу, в предвкушении.

– Делай что хочешь. Только не уродуй и не убивай! – надрывно, с мольбой крикнула девушка.

Он хмыкнул и подошел к столику у стены.

– Размечталась дура, ага, щас, вот еще, тебя забыл спросить, что мне делать, не беси меня.

На столе стояла старая магнитола, стопка кассет и огромный нож. Увидев нож, весь расписанный какими-то иероглифами, Мила вся сжалась.

– Люблю музыку классическую. Тебе нравится классическая музыка, а, детка? В ней столько достоинства, столько эмоций. У меня большой выбор. Скажи, детка, под какую музыку тебе хотелось бы умереть?

– Я не хочу умирать! Не-е-т!

Мила заплакала еще сильнее. Она почувствовала, как внутри все похолодело. Какой-то жуткий мороз сковал ее тело, и ее стало трясти. Душа, казалось, хотела ее покинуть, сбежать от этого ужаса. В голове помутнело, а к горлу подступила тошнота. Осознание того, что все для нее кончено, это последние минуты ее жизни, ослабили все внутри, а по ляжкам пошел жар.

– Эй, ты чего? Тебе не стыдно, детка? Напрудила мне тут, – противно заржал он, – не тушуйся, ты не одна тут так, – и мерзко улыбнулся.

Мила плакала. Плакала от страха и унижения. Он подошел ближе, и она смогла рассмотреть его лучше.

«Красивый и такой уродливый внутри». Она не могла понять, чем он может быть обижен на жизнь. Живет в достатке, наверняка без внимания женщин не остается. «Может, его разжалобить? Может, получится освободиться, а там…» Мила не знала, что «там». Но, может, у нее появится шанс сбежать из этого ужасного места. Любым способом, любым.

– Слушай, мужик, ну что тебе не хватает? У тебя же есть все. Да и у женщин ты наверняка нарасхват, вон какой красивый. Не верю я, что ты обделен любовью. Отпусти меня, неужели, мучая меня, ты станешь счастливее? Пожалей меня.

– Что ты знаешь о любви, дура, – сказал он тихо, с какой-то безнадежностью в голосе, закрывая лицо ладонями.

– Не дергайся, ты не виновата. Это я такой урод. Тебе просто не повезло. Сегодня не твой день, детка, – и улыбнулся.

Улыбнулся так, что Мила испытала ужас. Он включил музыку, стоял и слушал, повернувшись к Миле спиной. Мелодия звучала, и девушке казалось, что вместе с мелодией утекает ее жизнь. Она отказывалась верить в происходящее и все надеялась, что кто-нибудь услышит шум, войдет и ее спасут. Но чуда не приходило. Мила тихо плакала, душа, казалось, готова была уже уйти. На миг перед глазами Милы пролетела вся ее жизнь. Он повернулся. Спокойное лицо, ничего не выражающее. Но глаза, в глазах бездна, холод, смерть. Он приближался. Мила дико и пронзительно закричала. Так сильно, словно этот крик как последний шанс к ее спасению. Он подошел к ней, как-то отстраненно, словно не замечая ее слез, криков и мольбы, спокойно, без эмоций, надел на шею петлю и медленно начал ее стягивать, наблюдая за Милой. Мила плакала и причитала.

– Ну, миленький, ну, родненький, не надо, слышишь, я не хочу умирать, ну пожалуйста. Матерью твоею заклинаю! – Мила замерла, внимательно наблюдая за его реакцией. Она надеялась, что воспоминание о ком-то хорошем, может, остановить его. И выжидала.

Он оторопел, приостановился, потом дико заржал.

– Это ты зря сказала, – он противно и дико скривился, красота пропала. Он затягивал петлю медленно, сладострастно, все сильнее и сильнее. Внимательно наблюдая за Милой, он высунул язык и пощелкивая им, казалось, как секундомером отсчитывал ее последние секунды жизни. Она уже не умоляла, она поняла, что он не сможет отказаться от удовольствия убить ее. Отчаяние поглотило ее. Она тихо плакала и просто хотела, чтобы это кончилось быстрее. Мила почувствовала, что петля коснулась шеи, потом впилась в мышцы. Она пыталась кричать, что очень хочет жить, но только хрип вырывался из ее сдавленного горла. Ей казалось, что вены на висках вздулись. Язык превратился в огромный кляп, дышать было нечем, и в голове помутнело. Несколько секунд она смотрела в глаза своей смерти. Она видела, с каким удовольствием он ее убивает. Последняя мысль пронеслась в мозгу, вспыхнула и погасла: «Мама».