Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Челобитчики просили, «дабы всемилостивейше, по поданным от нас и от прочих мнениям, соизволили собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два из фамилий: рассмотреть, а все обстоятельства исследовать согласным мнением по большим голосам форму правления сочинить и вашему величеству к утверждению представить».

Когда челобитная была подана, в зале произошло волнение.

– Кто позволил вам, князь, присвоить себе право законодателя? – рассерженно спросил Василий Лукич Долгоруков.

– Вы вовлекли государыню в обман! – хладнокровно парировал князь Черкасский. – Вы уверили ее величество, что кондиции, подписанные в Митаве, составлены с согласия всех чинов государства. Это неправда. Они составлены без нашего ведома и участия!

Князь Василий Лукич посоветовал Анне Иоанновне удалиться в другой покой, чтобы там, на досуге, обсудить шляхетскую челобитную. Анна Иоанновна уже согласилась было, но тут с чернильницей и пером появилась ее старшая сестра, герцогиня Мекленбург-Шверинская Екатерина Иоанновна, прозванная «дикой герцогиней»[104].

Екатерина Иоанновна всегда славилась энергичностью и особенно своим острым языком.

– Нет, государыня! – прямо сказала она сестре. – Нечего теперь рассуждать! Вот перо – извольте подписать!

Императрица начертала на челобитной: «Учинить по сему» и, возвративши бумагу князю Черкасскому, поручила немедленно обсудить предмет своего прошения и сразу сообщить ей результаты.

Всё это происходило под несмолкающие крики гвардейцев.

– Мы не дозволим, чтобы государыне предписывались законы, – вопили они. – Государыня! Мы верные рабы вашего величества. Мы служили вашим предшественникам и теперь готовы пожертвовать жизнью, служа вашему величеству. Мы не потерпим злодеев. Ты должна быть такою же самодержавною, как были твои предки! Повелите – и мы к твоим ногам сложим головы злодеев!

– Я здесь не безопасна! – оглядываясь кругом себя, произнесла Анна Иоанновна и, обратясь к капитану преображенцев, сказала: – Повинуйтесь генералу Салтыкову, ему одному только повинуйтесь!

Назначение Салтыкова было одновременно и отрешением от должности начальствовавшего над гвардией фельдмаршала Василия Владимировича Долгорукого, но все совершалось так стремительно, что обдумать это событие верховники уже не поспевали.

А императрица, чтобы предотвратить сговор конституционалистов-шляхтичей с верховниками, велела шляхтичам идти на совещание, а верховников повела с собою обедать.

Совещалось шляхетство недолго. Не о чем было совещаться. Гвардейцы продолжали шуметь, обещая выбросить за окно всех противников самодержавия.

«Слишком явно было, – замечает Н.И. Костомаров, – что собрание, которому поручили совещаться, на самом деле находится под стражею. Ситуация напоминала собою басню, в которой кот убеждает пойманного соловья показать свое искусство».

В четвертом часу пополудни шляхетство вернулось в аудиенц-зал. Туда же, окончивши обед, вошла с верховниками императрица.

Князь Никита Трубецкой подал от шляхтичей новую челобитную. Прочел ее князь Антиох Кантемир. Как и прежняя, эта челобитная начиналась благодарностью императрице за подписание «Кондиций», поданных Верховным тайным советом, но заканчивалась просьбой «присланные к вашему императорскому величеству от Верховного тайного совета пункты и подписанные вашего величества рукою уничтожить».

– Мое постоянное желание было управлять моими подданными мирно и справедливо, – произнесла в ответ императрица. – Но я подписала пункты и должна знать: согласны ли члены Верховного тайного совета, чтоб я приняла то, что теперь предлагается народом?

Члены Верховного тайного совета молча склонили головы.

«Счастье их, – замечает современник, – что они тогда не двинулись с места; если б показали хоть малейшее неодобрение приговору шляхетства, гвардейцы побросали бы их в окно».

– Стало быть, – продолжала императрица, – пункты, поднесенные мне в Митаве, были составлены не по желанию народа!

– Нет! – раздались крики.

– Стало быть, ты меня обманул, князь Василий Лукич? – сказала государыня, обратившись к князю Долгорукому.

Он молчал.

И тогда императрица, взяв подписанные в Митаве «Кондиции», изодрала их и объявила, что желает быть истинною матерью Отечества и доставить своим подданным всевозможные милости.

«Черствая по природе и еще более очерствевшая при раннем вдовстве среди дипломатических козней», Анна Иоанновна стала самодержавной государыней. В тот же день она распорядилась доставить в Россию Бирона, хотя в Митаве и давала обязательство позабыть этого человека…

Императрица Анна Иоанновна сполна рассчиталась с авторами «тайной конституции», которые собирались лишить ее любви Эрнеста Иоганна Бирона.

9 (20) апреля 1730 года она назначила обманувшего ее Василия Лукича сибирским губернатором, однако вслед послала офицера с указом о лишении князя чинов и ссылке его в деревню. Впрочем, и в деревне Василий Лукич не задержался, по новому указу императрицы он был заточен в Соловецкий монастырь, а в 1739 году подвергнут пытке и обезглавлен.

Не миновала кара и главного творца «тайной конституции» князя Дмитрия Михайловича Голицына.

В 1736 году он был привлечен к суду и осужден на смертную казнь, которую императрица Анна Иоанновна, вспомнив, что это всё-таки князь Дмитрий Михайлович и предложил сделать ее императрицей, заменила ему заключением в Шлиссельбургской крепости.

Конфискованы были все имения князя и в том числе самая богатая в России частная библиотека, насчитывавшая шесть тысяч томов.

Впрочем, ни к чему уже была эта библиотека князю.

14 (25) апреля 1737 года Дмитрий Михайлович Голицын умер, проведя в шлиссельбургском заточении чуть больше трех месяцев.

Так, волею императрицы Анны Иоанновны Шлиссельбург снова превратился в тюрьму.

Тридцать пять лет назад, 11 октября 1702 года, стоя под градом шведских пуль, подполковник Семёновского полка Михаил Михайлович Голицын отказался выполнить приказ Петра I и отступить.

– Скажи царю, что теперь я уже не его, а Божий, – ответил он посыльному и, приказав оттолкнуть от острова лодки, снова повел солдат на штурм крепостной стены.

538 героев, павших во время штурма, похоронили внутри взятой крепости.

Тут могла быть и могила самого Михаила Михайловича Голицына, но здесь, тридцать пять лет спустя, похоронили его старшего брата.

Ему выпала судьба стать первым узником, убитым Шлиссельбургом.

Мистический скрежет «города-ключа», смыкая несмыкаемое, заглушил тут, кажется, и сам ход русской истории в царствование Анны Иоанновны…