Дочери Марса - Томас Кенилли

Наоми еще не писала отцу об Иэне Кирнане, не говоря уже о помолвке с ним или о том, что его посадили в тюрьму Она не представляла, как объяснить странность всего случившегося так, чтобы это поняли в графстве Маклей.

Салли оставалась в Корби с британскими медсестрами, пока врач не решил, что она достаточно окрепла для непростого путешествия на восток, чтобы начать работу в Альбере, куда перевели ее пункт эвакуации раненых. Теперь ходячие, за которыми она ухаживала, говорили, что замечательные успехи достигаются не за несколько месяцев, иногда порой всего за один день или даже за несколько часов. Газеты, когда она успевала их читать, были полны фраз о срыве намерений гуннов, о том, что их войска обращены вспять, что их натиск удалось сдержать. Было ли все это правдой? Казалось, весной и в начале лета 1918 года поток раненых не уменьшился. Передовой пункт эвакуации раненых в Корби представлялся ей заводом, не способным выполнить все заказы, несмотря на трудолюбие работников.

Итак, теплым утром она уселась на пассажирское сиденье машины «Скорой помощи», чтобы отправиться в Векмон. Пункт находился у развилки дороги, главным образом это были палатки, все здесь только начиналось. После встречи со своими в столовой она узнала, что здесь очень многие страдают трехдневной лихорадкой, как это теперь называли. Или «испанкой». Чем испанцы заслужили подобную честь, Салли не знала. Пришлось создавать новое отделение для размещения заболевших гриппом солдат, а заодно и санитаров.

— Будьте осторожны, дамы, — сказал доктор Брайт, заглянув в столовую. — Хорошо питайтесь и отдыхайте.

Но Салли видела, что Онора, Фрейд, Лео и большая часть остальных — все измучены непрерывными дежурствами днем и ночью. Изредка удается выкроить шесть-семь часов сна.

Произошло это, наверно, дня три спустя. Лео, всегда самая ясная, крепкая и с отчетливее, чем у остальных девушек, прочерченной линией судьбы, рухнула в своей палате на пол, словно сраженная ударом. Это было проявление жестокой лихорадки, похожей на атаку на фронте и достигавшей цели всего за час. Напав из засады, она скосила несчастную в соответствии со своим безумным расписанием.

Это сочли очень плохим признаком, поскольку до этого врачи было решили, что волна гриппа пошла на убыль. Ее отнесли в палатку, отведенную для заболевших. За ночь стремительно развилась тяжелая пневмония. Кто-то назвал первый этап инфлюэнцы, которую, как по ошибке подумали, подхватила Салли, «трехдневной леди». Но эта леди умела бушевать и быстрее. Днем Онора и Фрейд по очереди навещали Леонору, разговаривая с ней через маску, меряя температуру и пульс, умывая лицо и обещая, что она скоро выздоровеет. Салли, которая, как считалось, проходила восстановительный этап, посоветовали туда не ходить. В любом случае выздоровление было вполне возможно для такой молодой и яркой девушки, как Лео, чья жизнь начиналась как в романе — намеченным браком, о котором было объявлено еще две весны назад, отложенным из-за тяжких событий, но история была задумана длинной, теперешним обстоятельствам отводилось в ней всего несколько страниц. Ее жизнь с самого детства и до влюбленности, которая со временем расцвела в благородный и мощный союз, именно такая жизнь была предначертана Лео. Это чувствовали все. Ей должно было стать лучше.

В моменты просветления Лео говорила, что чувствует боль в глазах и спине. Но на следующий день ее лицо страшно посинело, Онора и Фрейд с тревогой увидели пенящуюся кровь в ее ноздрях. Они торопливо меняли мокрые от мочи простыни, а она стонала и бредила. Ближе к вечеру майор Брайт сказал, что появились геморрагические симптомы, и кровь уже во рту. Она впала в кому, и через два часа, а известие о ее болезни еще даже не успело дойти до капитана Феллоуза, умерла.

К горю примешивалось удивление. Девушке с душой, начертанной не на песке, а на прочном камне, не удалось сохранить власть над землей. Эта девушка теперь навек связана с гибельной Соммой. В траурной процессии шли все медсестры, свободные от дежурства на передовом пункте эвакуации раненых, все санитары, провожая ее в последний путь, над могилой стоял отряд французских территориальных войск и пожилой трубач, все в касках и синих мундирах. Прибыл доктор Феллоуз. Он шатался, дышал перегаром и бормотал слова благодарности за соболезнования, которые были ему выражены у края могилы. Короткой была не только жизнь, но и церемония, поскольку медсестрам надо было возвращаться на пункт эвакуации раненых.

Эта внезапная, стремительно наступившая смерть Леоноры настолько выбила Салли из колеи, что она могла бормотать лишь какие-то банальности, вроде: «Бедная, бедная девушка. Такая красивая, такая умная и такая хорошая медсестра». То был очевидный пример, насколько вирусам и войне плевать на любой намеченный план. В мирное время положить конец жизни могло падение с лошади или упавшее дерево, столбняк и перитонит. Человек был бессилен, но оставалась вера, ведь вера спасала от страха, и хотелось думать, что эти жертвы — всего лишь второстепенные персонажи человеческой комедии, вроде расплывчатой фигуры раздавленного деревом мужа миссис Сорли. Но теперь грипп в сочетании с порохом и взрывчаткой, пулеметами и горчичным газом эти иллюзии развеял. И число считающих этот ужас делом рук врага уменьшалось. Захваченные в плен немцы тоже болели гриппом, доказывая тем самым, что тот косит всех без разбора.

Однажды вечером в столовой Онора спросила Салли:

— Как ты думаешь, это наказание нам всем за войну?

Большинство, в том числе сама Онора и Салли, с детства усвоили учение о свободной воле. Человек сам выбирает, что делать. Что бы он ни решил, Бог подпускает, но может и наказать.

Фрейд быстро спросила:

— Если он не вмешивается, чтобы не допустить, почему он вмешивается, только чтобы наказать?

В некоторых высказываниях Фрейд сквозило бунтарство. Изменилось слишком многое из усвоенного в детстве, что так хотелось бы вернуть.

После внезапной смерти Лео Салли стал преследовать ужас неминуемой гибели Чарли, как и других, но уже от рук врага. Ее всегда бросало от веры к отчаянию, но теперь эти приступы чередовались с чудовищной стремительностью. Высота его духа в чем-то помогала, а в чем-то мешала. А теперь грипп стал дополнительным источником беспокойства за него, от которого она уже не могла отвлечься, как обычно, — работой до полного изнеможения.

За завтраком майор Брайт провел общее собрание в столовой и зачитал письмо от генерала медицинской службы с похвалами за их «образцовую» работу на пункте. Оказалось, существовала формула коэффициента смертности, в зависимости от численности врачей, медсестер, санитаров на пункте. Уравнение проливало на них благодатный свет. Математика подчеркивала, что дело не в отдельных трепетных душах, а в цифрах. От этого стало еще хуже.

Настал июль, маки пробивались на каждом клочке земли и по опушкам леса, все ждали новостей о развитии событий на фронте, Салли воспринимала их как вести из дома, касающиеся ее лично. На удивление радостные улыбки раненых сопровождали рассказы о хитроумном плане сражения в деревне под названием Амель. Здесь австралийцы во главе с Монашем показали британцам и французам, как правильно использовать танки и самолеты, артиллерию и пехоту, сплавив все в единое целое. Она надеялась, что это правда.