Дети Силаны. Паук из Башни - Илья Крымов

– Идти против Императора, – хмыкнул Дутс Головастик, – да он с башкой в ссоре! Лично я пошел отсюда, откройте двери!

– Не помню, говорил ли я, – носитель маски развернулся к Дутсу, – но условия, которые я ставлю, таковы: либо со мной, либо никак. Если вы еще не поняли, выбор ваш скуп, но хорош. Будете великими со мной, либо станете пылью без меня!

Он вытянул руки вперед, и телохранители Головастика вдруг наставили пушки друг на друга. Парный выстрел, два трупа. Вот так взяли, достали оружие, навели и одновременно дернули крючки. Затем сам Дутс, дрожа всем телом, подвывая и матерясь, вытянул из ножен охотничий тесак с рукояткой из оленьего рога. Визжа, как свинья, он трижды погрузил в себя клинок, а после завалился на пол, и из его брюха, словно из ненавистного заключения, на волю полезли внутренности.

– Кто еще хочет уйти? Неужели никто? Такое редкое единогласие радует мое сердце! Долой Императора!

И на этот раз его поддержали единогласно. Суеверный страх перед колдунами, дремлющий много веков, с тех пор как маги империи объединились вокруг правящей династии, проснулся. До того все носители магии считались врагами обычных смертных, их могущество, их возможности наводили страх и порождали ненависть. Можно понять причины этого страха.

– Долой Императора!

– Нам не нужен Император!

– Давно пора!

– Свобода!

– Заткнитесь, бездари! – рыкнул Тхаранна. – Я буду Императором! А вы станете опорами моей власти! А ваши потомки унаследуют этот мир! Неужели это так трудно понять? Это же…

Я поднял из-под плаща два обреза и выпустил в спину Темному заряд картечи из четырех стволов. Его швырнуло словно от кулака днагурдана. Своим телом мой враг сбил десяток присутствующих с ног и замер на груде стонущих, шевелящихся тел. Спустя буквально две секунды двери с треском распахнулись, и в зал с грозными криками ворвались агенты.

– Ночная Стража! Руки на виду! Откроем огонь без предупреждения! Всем стоять на своих местах! Именем Императора!

Пожалуй, именно имя монарха и предотвратило перестрелку, которая грозила начаться в тот же миг. Заправилы преступного мира имеют по паре телохранителей каждый, и уж, конечно, я не единственный, кто безнаказанно пронес на собрание оружие.

– Какая прелесть, – прохрипел Темный, поднимаясь на ноги. – Ты пришел! Я рад! Я рад, что ты жив!

Он отряхнулся и с хрустом выпрямил спину.

– Но мое дело здесь уже закончено, быть может, позже у нас будет время, чтобы поговорить по душам.

Я сбросил на пол обрезы и навешанные под плащ мешки с шерстью, достал револьвер.

– Эй, покойнички, встаньте и идите! – гаркнул он.

Дутс и телохранители зашевелились, застонали и поднялись. Подвывая и шипя, они двинулись в зал, а Темный подпрыгнул, завис в воздухе на миг и, словно стремительный аспид, полетел прочь.

– Задержать! Не дайте ему уйти!

Я ринулся следом, через запутанные коридоры, наверх, в ночь.

– Себастина! – закричал я, выбравшись на холод.

Моя карета взорвалась фонтаном щепок, горничная стремительной тенью бросилась наперерез врагу и в прыжке ударила его кулаком. Треск вышел такой, словно от таранного удара в крепостные ворота, Тхаранну швырнуло на землю и проволокло по камню инерцией. Обломки маски рассыпались вокруг.

– Одно движение, и ты труп! – крикнул я, нависая над врагом.

– Неужели?

Он шевельнулся, и я разрядил пулю ему в голову. Капюшон порвался, и на меня взглянула единственным оком какая-та мерзкая масса из черных дымных щупалец.

– Нет, мальчик, этим ты меня не убьешь, все не так просто!

– У меня есть и другие патроны, и я готов разрядить их в твою мерзкую рожу.

– Без толку, поверь. Но скажи, что тебя так разгневало? Разве я сказал им хоть слово лжи? Разве все не обстоит именно так? – Он лежал спокойно, руки не шевелились.

– Правду переоценивают, – ответил я. – К тому же правда – это одно, а правильные выводы – совсем иное. И я поставлен здесь, чтобы хранить Мескию такой, какая она есть. Я не дам тебе пошатнуть ее владычество, тем паче что плевать ты хотел на свободу и независимость.

Уродливое нечто истекало потоками темноты, которая рассеивалась, едва отделившись от головы. Я с трудом сдерживал отвращение, глядя на это нечто с горящим левым оком, которое прорывалось в мою душу. Словно губительная кислота разъедала один слой мысленной брони за другим, проникала все глубже и глубже.

– Что ж, мальчик, ты вырос умным и сообразительным. Я горжусь тобой. Однако я не сойду со своего пути. Останови меня, если сможешь.

Прежде чем Себастина успела схватить его, мой враг обратился сотнями маленьких черных змей, которые устремились в разные стороны и буквально растворились в ночном мраке.

– Проклятый колдун!

– Митан!

Подбежал Торш. Он запыхался, стягивая с лица черную повязку.

– Что нам делать с преступниками? Мы можем…

– Ничего. Просто оставьте их там и уходите. Днем агенты пусть отсыпаются, следующей ночью у них будет много работы.

– Но… как же… Но…

– Исполнять!

– Слушаюсь!

И мы убрались прочь из Доков Зэфса, подальше от Пустого леса. Я приказал всем спрятаться как можно глубже, затаиться и потратить весь следующий день на отдых, на самый банальный и самый нужный отдых, потому что когда все завертится, будет не до отдыха. Лишь маленькая группа агентов занялась тем, что доставила четверым жителям столицы написанные лично мной письма. В дальнейшем судьба империи зависела лишь от того, отзовутся ли эти четверо на мои послания.

Инчиваль долго готовился к тому, чтобы снять с меня чужое лицо. День, отведенный на отдых, подходил к концу, а я все еще болтался с мордой Тузза. Инч убедил меня, что лучше потерпеть еще немного и дать ему как следует подготовиться, чем поторопиться и что-то сделать не так.

– Глаза тебя не выдали?

– Щурился.

– А зубы?

– Никто не присматривался.

– Не шевелись.

Он поднес руки к моему лицу, кончики указательных и средних пальцев засветились. Их он прижал под ушами, на линии челюсти, и медленно потянул. Я почувствовал, будто от моего лица отделилось нечто неприятно-теплое и жирное. Инч аккуратно стянул серую, маслянисто блестящую массу и бросил ее в стеклянную чашку, после чего внимательно уставился на меня.

– Да, это твоя родная морда, узнаю. Зеркало, полотенце.

Необычайно приятно видеть свое лицо, смотрящее из зеркала. Никогда не был красавцем, нос слишком остер, скулы слишком широки, а брови слишком густы для высокородного тэнкриса, но все это я и иным быть никогда не желал.