Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

Впереди творилось что-то непотребное. Грудились всадники на поджарых арабских конях, смертельной пляской хороводило железо. Икморева стяга нигде не было видно. Упало сердце у князя, показалось, что застыло всё вокруг, конь под ним еле идёт, а не несётся в бешеном намёте. Князь приметил одного, в блестящих доспехах, с огневым хвостом в навершье острого шелома, не разобрать лица, стар или молод — бармица полностью закрывала лицо. Отшвырнул, едва заметив, вставших на пути арабских воинов, обрушил на него меч, вложив в удар всю силу, развалил араба от плеча до самого седла. Замелькали развёрстые в крике рты, оскаленные конские морды. Святослав, зверея, рубил и рубил, не чувствуя встречных ударов по щиту, шелому и кольчуге. Конь помогал хозяину, продираясь в глубь вражеского строя. За князем привычно след в след шла ближняя дружина, стальными зубами мечей перемалывая железо с человеческими костями. Не выдержали натиска арабы, попятились, разлетаясь по равнине в стороны.

Князь натянул поводья, останавливая натужно храпевшего коня, оглядел полчище, насколько хватало глаз. Нельзя сейчас увлекаться боем, надо уводить своих. Вдалеке катался яростный ком секущихся друг с другом болгар, уступать не хотела ни одна из сторон, но выработанное опытом чутьё подсказывало, что Радомир с Усыней всё же одолеют. Спасая битву, Цимисхий бросил свежие силы, им преградил дорогу Всеславов полк.

Ратные расходились по сторонам, уступая дорогу князю. На пропитанной рудою, потерявшей цвет попоне, лежал Икморь. Страшный удар в левое плечо разрубил грудь до правого бока. Голова неестественно завернулась в сторону, потемневшее запылённое лицо смотрело в чужое небо остекленевшими голубыми глазами. Святослав, опустившись на колено, провёл рукою по челу старого друга, навсегда смежив очи. Мгновением пронеслись перед глазами времена, что провели они вместе с первого пира и с той самой битвы в Хазарском море. Замглилось в голове, будто упала пелена, едва пробиваемая ярким солнцем. Меч будто сам прыгнул в десницу, конь, почувствовав привычную тяжесть седока, рванулся вперёд.

Битва вспыхнула с новой силой. Ряды, конные и пешие, смешались, ярость била ключом, летала над полем криками и звонким железным склепанием. Князь рубил мечом не оглядываясь, знал, что свои рядом, идут за ним. Кровь в голове ходила толчками, но не было усталости, наоборот, каждый новый убитый ромей придавал силы. За Икморя! Тревожно пропел рог — это Волк заметил катафрактов, широким обходом отрезающих русов от города. Правое крыло опасно смялось, грозя сломаться совсем, ещё немного — и русы окажутся в западне. Этого не видел Святослав, совершенно потерявший сердце в бою, в горячке оторвавшийся от войска и растерявший половину гридней.

Воевода Всеслав, вырвался из ромейского окружения с несколькими сотнями кметей. Раненый конь качался под ним, храпел. Воины в иссеченных бронях, грязные от крови и налипшей пыли, ждали дальнейших приказов. Всеслав обвёл взглядом до боли знакомые лица, многих он знал по именам: Гридя, Крук, Ратша Косой, Яра Молния с жёнками-воительницами, Колот Лапа, в битве раздобывший коня и присоединившийся к своему воеводе, многие другие, что продолжали подъезжать, собираясь под воеводским стягом. Эти не подведут. Малого часу хватило опытному Всеславу, чтобы понять, что делать дальше. Левое крыло ромеи обратили в бегство, почти у самых стен Волк рубился с катафрактами, стремясь предотвратить окружение и последующий полный разгром. Радомир, едва отогнав своих соплеменников, во весь опор мчался ему на помощь. Ромеи, пополняясь свежими силами, наступали, и уже отходило к Доростолу правое русское крыло, но всё ещё упрямо стоял на месте княжеский стяг.

— Князя надо спасать!

Воины, дёргали за поводья смертельно уставших лошадей, собирались в плотный клин. Всеслав, набычась, выбросил вверх руку с окровавленным мечом.

— Вперёд!

Последним отчаянным броском Всеслав с воинами прорубили широкую просеку в ромейском войске. Святослав бился в окружении трёх десятков кметей, среди груды наваленных ромейских трупов. Конь под ним давно уже был убит, кровь, будто грязь, хлюпала под ногами, яловые сапоги потеряли свой цвет.

— Отходим, княже!

Святослав, пьяный от крови и страшной усталости, едва признал Всеслава, с трудом взобрался на подведённого коня. Ромеи, отогнанные было смелым прорывом русов, усилили натиск, поняв, что потеряют сейчас близкую добычу — русского князя.

Вокруг княжеского стяга снова закипела горячая схватка. Всеслав, бросив коня в самую гущу, был свален и пронзён сразу несколькими копьями. Колот бешено вертелся в седле, отбивая молнии вражеских клинков, едва не выл от отчаяния, понимая, что князя спасти уже не успеют. Его ткнул долгим копьём в грудь пеший ромей, но не смог пробить бронь, размахнулся пошире, наращивая силу для удара. Колот не успевал и не мог достать его под градом сыплющихся ударов. Яра Молния, гибкая как кошка, извернулась в седле и обрушила вниз длинную кривую саблю, разрубив надвое шелом вместе с головою ромейского пешца, спасая Лапу от ранения или даже смерти.

Недалеко волком рычал Святослав, рубясь одновременно русским мечом и ромейским спафионом, не давал взять себя. На глазах у Колота вывернули с седла Яру, Лапа бросился на подмогу, но сам был опрокинут вместе с конём, лишь увидел, как бородатый ромей со страшным оскалом на роже несколько раз вонзил в её грудь широкий нож.

Гудение рога, показалось, прозвучало над самым ухом. Ослабла хватка ромейских клещей. Радомировы кмети один за другим врубались в византийские ряды. Пели рожки с обеих сторон. Чёрные тучи закрыли солнце, опустив на землю почти ночную мглу. Прохладный освежающий и спасительный дождь развёл по сторонам врагов. Ромеи, догнав было русов до самых ворот, потеряли строй и отошли, скрывшись за пеленою льющейся с неба воды.

Смоченный дождём камень хранил тепло жаркого дня. Неровности земли скопили чёрные лужи. Колот, усевшись на завалинку какого-то дома, прислонился к каменной стене и, разбросав ноги, равнодушно смотрел на чёрную лужу в трёх шагах перед собой. Не кричали бодряще воеводы, не было слышно смеха и шуток, суетились только знахари, перевязывая раненых. Расползались в стороны тучи, обнажая безразличную синеву неба.

Рядом кто-то тяжело шлёпнулся, обдав Колота запахом крепкого пота. Лапа тяжело поднял глаза.

— Заяц?

— Нет, его блазень[92]! — Заяц заржал хриплым смехом, поперхнулся, сплюнул на землю кровь.

— Грудину проломили, гады! Как жив ушёл — ума не приложу Такую кровавую рубку ещё не помню!

— Сколь положили-то наших! Из многих битв невредимыми уходили. Вместе все невзгоды делили, помнишь ли? — отупелая усталость тянула поговорить по душам. В Зайце всё ещё кипела ярость, и он зло рявкал:

— Ромейскими телами всё поле устлано, ещё немного — и сломаем их!

— Толку-то? Одного рубишь, так на его месте двое других вырастают, — с горечью возразил Колот.