За пригоршню чар - Ким Харрисон

Я прошла мимо своей машины под чехлом в открытом гараже, инастроение у меня стало чуть похуже. ОВ у меня отобрало права, а этонесправедливо. Я их избавила от целого самосвала политического дерьма, а онимне хоть спасибо сказали? Нет, они отобрали у меня права.

Но я не желала расставаться с хорошим настроением и усилиемволи разгладила морщины на лбу. ОВ публично объявила на последней страницегазеты, что с меня сняты все подозрения в каких бы то ни было противозаконныхдействиях с моей стороны, связанных с прискорбными инцидентами со смертельнымисходом, произошедшими на том мосту. Но приватно один неживой вампир долго менядоставал за то, что я попыталась сама укротить столь мощный артефакт, а неотдала его им. И не отставал он от меня до тех пор, пока Дженкс не пригрозил,что отрежет ему яйца и сделает мне из них волшебную погремушку. Вот тут иначинаешь ценить друзей.

Этот неживой вампир не добился от меня признания, что япланировала убийство Питера, и это его злило бесконечно. Он был достаточноопасен — белоснежные волосы, заостренное лицо, и хотя он достал меня так, что ябы уже ребенка от него согласилась родить, но запугать меня настолько, чтобы язабыла о своих правах, было ему не под силу. Я выжила в борьбе с Пискари,которому на эти права было плевать. На меня ОВ всей страны кипятком плевалась,считая, что Фокус ушел на тот свет вместе с Ником, хотя должен был попастьименно в ОВ.

Поиски артефакта на дне залива шли круглосуточно. Местныесчитали это дуростью, потому что течение должно было все вынести в озеро Гуронпочти сразу, как грузовик в воду свалился; я считала это дуростью, потому чтонастоящий артефакт лежал, спрятанный в гостиной Дженкса. Учитывая, какуюпозицию заняла ОВ, упрятать меня за решетку они не могли, хотя, придравшись кштрафным очкам после инцидента с Питером, права могли отобрать — и отобрали. Ивыбор у меня был — либо шесть месяцев кататься на автобусе, либо идти снова накурсы вождения. А это уж упаси Господь — я бы там самая старшая была.

С тускнеющим на ходу настроением я взлетела по лестницецеркви через ступеньку, и нога ответила на это протестом. Я рванула на себятяжелую деревянную дверь, вошла и глубоко вдохнула, наслаждаясь ароматомтоматной пасты и бекона. Тесто для пиццы уже должно было созреть, а соусКистена томился на медленном огне большую часть дня. Сам Кистен днем составилмне компанию в кухне, когда я пополняла запасы в своем буфете с амулетами. Идаже убрать потом помог.

Я закрыла за собой дверь почти без стука. Все окна в церквибыли открыты, впуская влажную ночь. Я не могла уже дождаться, когда завтрадоберусь до сада, и даже пару пакетиков семян приготовила заранее, чтобы ихиспробовать. Айви смеялась надо мной и над пачкой каталогов семян, которые менянашли вопреки перемене адреса, но я ее как-то поймала за чтением одного из них.

Заправив за ухо выбившуюся прядь, я подумала, не разоритьсяли на десятидолларовый-за-семечко пакетик черных орхидей, которые онарассматривала. Их чертовски трудно достать и еще труднее вырастить, но еслиДженкс будет помогать, чем черт не шутит?

Сбросив мокрые ботинки и куртку, я оставила их у двери и вносках пошла по тихому святилищу. В высокие фрамуги над витражами влетелшорох-проезжающей машины. Пикси много часов сдирали старую краску и смазывалипетли, так что теперь фрамуги можно было открыть длинным шестом, который янашла на лестнице на колокольню. Экранов на окнах не было, отчего свет и былвыключен. И пикси тут тоже не было. Мой стол снова стал моим — слава всемусвятому, что есть на свете.

Мой рассеянный взгляд пробежал по цветочным горшкам, которыеДженкс оставил на столе, и вдруг я дернулась и остановилась — вспыхнула из-подкресла пара зеленых глаз. Медленно-медленно я выдохнула.

— Вражья котиха, — выругалась я шепотом.

Эта Рекс меня когда-нибудь напугает до инфаркта, если неразобьет раньше сердце. Я нагнулась ее поманить, но Рекс не шевельнулась, неморгнула, даже кончиком красивого хвоста не дернула.

Она меня не слишком жаловала с самого начала. К Айви онаотносится прекрасно. Очень полюбила сад, кладбище, живущих там пикси — но неменя. Этот шарик рыжего меха согласен спать на кровати Айви, мурлыкать у неепод стулом за завтраком, выпрашивая лакомство, сидеть у нее на коленях, а наменя эта тварь только таращится немигающими глазами. Как хотите, а мне обидно.Наверное, она все еще ждет, что я опять превращусь в волчицу.

Послышались голоса приближающихся Кистена и Айви. Поддернувсумку повыше, я неуклюже подвинулась к Рекс, протягивая ей руку.

Мы с Айви уже неделю как были дома, и в эмоциональном смыслеу нас продолжалась полная неопределенность. Через три секунды после того, какмы переступили порог, Кистен глянул на мои швы, сделанные зубной нитью, втянулвоздух — и понял, что случилось. В ту же минуту у Айви счастливое настроение отвозврата домой сменилось глубокой грустью. С опустевшим и страдающим лицом онауронила чемоданы и умчалась на мотоцикле — «проверить машину».

Проверить так проверить. У нас с Кистеном произошло долгое игорячее обсуждение, во время которого он и скорбел, и любовался моими новымишрамами. Приятно было сознаться кому-то, что Айви меня напугала до смерти, иеще лучше было, когда он согласился, что со временем она может забыть свойстрах и попробовать все-таки установить со мной равновесие на крови.

С тех пор Кистен был такой, как обычно — ну, почти.Появилась в его прикосновении некоторая неуверенность, будто он держит себя внекоторых рамках, чтобы увидеть, а не сменю ли эти рамки я. Неприятнымследствием этого явилось то, что вот та смесь опасности и защищенности, котораяот него исходила и мне так нравилась, исчезла. Не желая никак вмешиваться ни вочто такое, что могло бы выйти у нас с Айви, он меня поставил ответственной заразвитие наших отношений.

А быть ответственной мне не нравилось. Мне нравится, когдасердце колотится от адреналина, когда меня заманивают к решению, от которогоможет мне быть плохо. И это осознавать было обидно. Кажется, Дженкс и Айвиправы: я не только адреналиновая наркоманка, мне и для возбуждения тоже нужноощущение опасности.

Сейчас от этих мыслей у меня настроение менялось на мрачноепо всем фронтам. Я нагнулась под стол, протягивая руку, уговаривая эту глупуюкошку меня признать и полюбить. Она вытянула шею, обнюхала мне пальцы, ноголовой в руку тыкаться не стала, как если бы это была Айви. Ну, нет так нет. Явстала и пошла вглубь церкви, на звук мужественного Кистеновского баса. Набраввоздуху, я уже собралась им крикнуть, что я тут, но остановилась на месте,когда поняла, что разговор идет обо мне.

Значит, ты ее укусила, — сказал Кистен и с легкимоттенком обвинения, и с некоторым соблазном.

Да, — созналась Айви, едва шепча.

И ты ее не привязала, — подсказал он.

Нет.

Стул под ней скрипнул — она неловко изменила позу,поежившись от чувства вины.