Наследство из Нового Орлеана - Александра Риплей

Мэри почувствовала, как краснеет. Тем не менее она отдала должное и фасоли с рисом, и бисквиту. И все остальные – тоже.

Может, из-за пушечной пальбы, которая напоминала собравшимся в этой нарядной, убранной лентами комнате о том, что там, снаружи, все еще свирепствуют отчаянье, хаос, смерть, а может, из-за того, что всем передавалось настроение Mémère, чувствовавшей себя счастливой от того, что к ней вернулась ее внучка, – по той ли, по другой причине атмосфера этого вечера была пронизана особой радостью и близостью между гостями. Эти дамы, столь искушенные в светской беседе, говорили сегодня просто и от души. Они делились друг с другом своими страхами и надеждами, печалями и радостями.

Последней заговорила Mémère. Она говорила, что чрезвычайно тронута их преданностью и тем, что, несмотря на долгие десять лет затворничества, сумела сохранить их дружбу. Конечно, она не могла не скорбеть о своем умершем муже, но ее траур был слишком долгим и глубоким. Она была не права, воздвигнув каменную стену между собой и миром. Но Мари вернула ее к жизни, и теперь она никогда не станет отдаляться от своих друзей. Она обещает это. Более того, дает торжественную клятву.

– Я обнаружила, что жизнь полна радости. Близится сезон, а вместе с ним и дебют моей Мари. И я намерена поразить всех пышностью своих приемов. А когда выдам Мари замуж, я устрою ей такую свадьбу, что все забудут о золотистой паутине моей матери. А потом я поеду во Францию немного отдохнуть от всех этих волнений. Но скоро вернусь, потому что слишком люблю свой дом и своих друзей, чтобы расстаться с ними надолго.

Проводы гостей были долгими и жаркими. Дети громко вопили, недовольные посыпавшимся на них дождем поцелуев. Но наконец ушли последние гости и наступила тишина.

– От пушечной пальбы куда меньше шума, – улыбаясь, заметила Mémère. – Все-таки присутствие мужчин вносит в подобные приемы некоторое спокойствие. – Она поцеловала внучку. – Еще раз с именинами тебя, Мари!

– Именины были замечательные, Mémère.

– Да. Но я устала и мечтаю поскорей отправиться в свою комнату, снять корсет и отдохнуть как следует… Нет, не тревожься, детка. Лекарства я пить не буду.

– В таком случае до ужина, бабушка. Отдохните хорошенько.

Мэри вернулась в гостиную. Она решила заняться уборкой, пока Валентин помогает бабушке раздеться. Она стояла на приставной лесенке, снимая ленты, как вдруг услышала рядом с собой голос Жака.

– Знаете, Жак, я, пожалуй, куплю вам колокольчик на шею – вы появляетесь всегда так неожиданно. Я чуть не упала с лестницы.

– Зелль, с вами хочет поговорить какой-то человек.

– Хорошо, я сейчас спущусь. Что за человек?

– Я его не знаю, зелль. Цветной. Он ждет там, во дворе.

– Под таким-то дождем? Жак, это бесчеловечно.

Мэри предполагала, что это кто-то из маляров или обойщиков. Может быть, теперь, когда эпидемия пошла на убыль, они наконец закончат отделку дома.

Как же она удивилась, увидев Джошуа.

– Входи же поскорей, – сказала она ему. А затем, засмеявшись, повторила то же самое по-английски. – Извини, Джошуа. Извини меня, я слишком давно не говорила по-английски.

Джошуа вошел, он был весь мокрый от дождя, и с него на пол стекали струи воды. Жак стоял тут же нахмурившись.

– Ваш дворецкий понимает по-английски, мисси?

– Наверное. Не знаю, есть ли на свете что-нибудь, чего бы он не знал.

– Тогда давайте выйдем во двор, мисси. Мне необходимо поговорить с вами.

Мэри вдруг пришло в голову, что она впервые видит Джошуа таким серьезным. Взяв два зонтика из холла, она дала один из них Джошуа, а Жаку быстро проговорила по-французски:

– Я пойду прогуляюсь немного. Сопровождать меня не надо.

И стремительно прошла в дальний угол дворика.

– Что случилось, Джошуа? Я могу помочь тебе чем-нибудь? Я сделаю все, что в моих силах.

– Мисс Мэри, я страшно рискую, прийдя сюда, к вам. Я знаю, вам можно доверять. Пожалуйста, не подведите меня.

– Не знаю, о чем ты, Джошуа, но ты действительно можешь доверять мне. Даю слово.

– Вы слышали когда-нибудь о «подземной дороге», мисси?

Сердце Мэри учащенно забилось. Она слышала об этом в монастыре и знала, что это сопряжено с огромной опасностью.

– За тобой гонятся, Джошуа? Ты скрываешь у себя беглого раба? В этом доме нельзя его спрятать. Минутку, я подумаю, где это можно сделать.

– Нет-нет, дело не во мне, – сказал Джошуа.

И зашептал Мэри на ухо. Пользуясь тем, что дождь и пушечная канонада заглушают его шепот, он рассказал Мэри о пароходе Вальмона. О том, как доктор, который обычно лечил рабов на его плантации, заподозрил неладное, обнаружив в изоляторе Бенисона слишком много негров. И поделился своими подозрениями с властями. Однако поначалу те боялись соваться на плантацию, опасаясь заразы. Теперь ситуация изменилась. Среди тех, кто тайно помогал «подземной железной дороге», распространился слух, что в Бенисон собираются отправить полицейский патруль. И Джошуа пытался предупредить Вальмона о грозящей опасности. Но он опоздал.

– Мистер Вэл уже отплыл на своем корабле. Он хотел опередить их. Однако опасность еще не миновала. Говорят, они готовят ловушку на реке, хотят застать его врасплох, когда судно будет забито беглыми рабами.

– Но чем же я могу помочь? Почему ты обратился именно ко мне, Джошуа?

– Может быть, мы еще успеем опередить патруль. Рабы могут покинуть корабль и добраться до берега вплавь. В противном случае их всех ждет тюрьма, не говоря уж о мистере Вэле, его ждет более суровое наказание… Беда в том, что он меня не знает. Я один из многих, помогающих «дороге». На мой сигнал он не откликнется. Мисси, нужно, чтобы вы отправились со мной. Слуга мистера Вэла, Неемия, вы знаете его, говорит, что только вы можете помочь.

Никогда в жизни Мэри не приходилось соображать так быстро.

– Мне нужно собрать кое-какие вещи, – сказала она наконец. – Мне потребуется всего несколько минут.

– Так вы согласны помочь?

– Ну конечно.

Она уже бежала к дому, а в душе ее еще происходила борьба. Она убеждала себя, что не следует ввязываться в эту историю, что она ведет себя как последняя дура. В который раз. Трудно даже вообразить все последствия ее поступка. Ее определенно ждет унижение, всеобщее отчуждение, презрение, насмешки.

И все-таки она продолжала бежать. Потому что Вэл нуждался в ее помощи.

Примчавшись к себе, она стянула с вешалок в гардеробе необходимые ей вещи и написала записку бабушке:

«Дорогая бабушка,

кажется, я совершаю глупость. Надеюсь, вы простите меня. Я верю в то, что вы говорили о настоящей, большой любви. И все же я отправляюсь к Вальмону Сен-Бревэну, потому что безрассудно, без памяти люблю его. Если я не появлюсь завтра, значит, я с ним, на его корабле. Я вернусь, не знаю когда, но вернусь обязательно, потому что я люблю вас.