Наследие Дракона - Дебора А. Вольф

Тем не менее вашай тут же принялся вылизывать свои бока; его длинный розовый язык задевал золотой обруч на клыке. И атуалонцы, и Меры одновременно попятились.

Давидиан сделал шаг вперед и склонился, чтобы посмотреть на тело.

– Он прав: эта женщина атуалонка, и я ее знал. Совсем забыл, что она держала комнаты в Байид Эйдтене.

– Кем она была?

– Старой кормилицей Не Ату. Она ушла на покой и предпочла поселиться подальше от города. Некоторые дети навещали ее до того, как… эхм…

– До того как умерли, все до одного.

Сутан Мер снова вздрогнул, и Хафса Азейна почувствовала, как ее интикалла задрожала в ответ.

– Мы позаботимся о ее теле, легионер, если вы не можете управиться с собственными мертвецами.

Мужчины начали укрывать несчастные обожженные тела белым льном.

– Разумеется – как пожелаете. Разумеется. – Легионный генерал склонил голову, болезненно поморщившись, когда соляные торговцы вскрикнули, увидев самый маленький труп, очевидно принадлежавший девочке. Ее обручи были испачканы кровью, грязью и сажей. Кто-то – может быть, мать – нарядил ребенка в красивую желтую тунику, украшенную по подолу цветами, и расчесал длинные кудри; мать, кормившая ее и целовавшая в мягкое круглое личико, и представить себе не могла, что это платье станет последним, что это будет последнее утро ее дочери…

Точно так же, как Хафса, которая не могла себе представить, как закончится этот день для нее.

– А это еще что? – Легионный генерал наклонился, точно коршун. Когда он выпрямился, Хафса Азейна увидела у него в руках две половинки сломанной окровавленной маски. – Что это такое? Похоже на…

Маттейра закричала.

– Пол-Маски, – произнес легионный генерал Давидиан, и его лицо посерело. – Но что значит этот символ, здесь, между глаз?

– Мне знаком этот знак. – В глазах Сутан Мера появилось странное выражение, а зрачки расширились так, что радужная оболочка была почти не видна. Он нарисовал символ в воздухе – круг, перечеркнутый кривой линией. – Глаз Эта. Его использовали арахнисты… – Он посмотрел прямо на Хафсу Азейну, и до ее слуха донеслись слабые нотки Охоты. – Арахнисты и колдуны. Твой народ называет его «сновидческим взглядом», верно я говорю… пожирательница снов?

Хафса Азейна услышала, как у нее за спиной зашуршали шамзи, доставаемые из ножен готовыми к смертельной схватке джа’акари.

Они на моей стороне, – подумала она. – Они всегда были на моей стороне. Следующая мысль пришла слишком поздно.

Маттейра обеими руками потянулась к разбитой маске, воя так, точно ее душа покидала тело.

– Я спрашиваю тебя в третий раз, пожирательница снов: зачем ты сюда пришла?

Сутан Мер выпрямился. Дракон Солнца Акари глянул на Хафсу из-за плеча этого юноши, и могло показаться, что у него появилась корона из золотых рогов и что облаченные в белое солдаты у него за спиной засияли, словно мстительные духи.

Мир успокоился и замер.

Эхуани, – подумала Хафса, – время лжи прошло.

Нет! – внезапно раздался рык Курраана. – Ты – глупый человек!

– Я пришла затем, чтобы добиться освобождения Башабы и восстановления ее власти в ранге Са Ату.

– Измена! – с отвращением огрызнулся державший принадлежавшую Матту маску легионер.

Курраан рявкнул у Хафсы в голове: Убирайся отсюда!

Охотница протрубила в свой рожок, и ловушка захлопнулась.

– Осторожней, повелительница снов! – крикнула одна из джа’акари.

– Мутаани, – выдохнула Хафса Азейна, и улыбка осветила ее лицо.

Смерть наконец меня настигла.

Проблемы этого мира больше ее не тревожили. Продолжая улыбаться, Хафса достала свой шамзи и велела своей кобыле трогаться. Джа’акари, сидя верхом, оцепили ее в свободное кольцо, повернув лошадей мордами наружу. Их мечи ярко вспыхнули на солнце в предвкушении схватки. Воздух вздрогнул и зазвенел вашаевским призывом к войне, когда Курраан поднялся на задние лапы, выставил когти и низко, гортанно зарычал.

Хафса Азейна повернулась и поймала взгляд Саскии.

– Скорее! – завопила она. – Скачи в Атуалон, расскажи обо всем Ка Ату! А потом встань на защиту моей дочери!

– Нет! Повелительница снов…

– Скачи! – закричала Хафса. – Джа’Акари! Быстрее!

На лице Саскии отразился ужас, но она вложила меч в ножны и толкнула каблуком свою стройную лошадку. Асиловская кобыла, дочь пустыни с добрым храбрым сердцем, самая быстрая среди лошадей, полетела вперед.

Вдоль улиц стояли одетые в белое саларианцы, всадники с гарпунами, алебардами и пиками, а сзади их подпирала кучка мужчин с тяжелыми луками.

Саския прорезала толпу, подобно тому как новый меч взрезает шелковую ткань, и они тут же остались позади. Трое мужчин откололись от толпы, чтобы пуститься за ней в погоню, но у них не было ни единого шанса поймать джа’акари, скачущую на быстроногой рыжей кобыле. Оставшиеся джа’акари замкнули круг, но их было слишком мало по сравнению с многочисленной, наступавшей со всех сторон толпой. Хафса Азейна вздохнула, мысленно сожалея о том, что, несмотря на ее старания, все кончится вот так.

Ты – несчастная жертва собственных амбиций, моя любовь. Моя кровь подарит тебе не много радости.

– Покажите мне ваши груди, трусливые отродья! – Взрывная Талилла сплюнула на песок и дернула за шнурки своей куртки так, что та распахнулась в демонстрации презрения. – Или вам нечем похвастаться?

Джа’акари рассмеялись. Крепкие белые зубы блеснули на лицах, настолько гладких и непоколебимых, что Хафсе Азейне захотелось разрыдаться.

– Я покажу тебе свои груди прежде, чем ты умрешь, сучка! – крикнул в ответ один из облаченных в белое мужчин.

Остальные молчали. Нахмурившись, они не проявляли особого желания приниматься за дело.

– Сегодня не самый худший день, чтобы умереть, – рассмеялась Талилла. – Жаль только, что нам придется расстаться с жизнью в столь мерзкой компании.

Хафса Азейна, чувствуя горечь во рту, наблюдала за тем, как отступают легионеры.

– Убейте их! – крикнул офицер в белом, доставая короткий меч. – И лошадей тоже прикончите.

– Айеее! – закричала Лавания Джа’Акари. – Ты, трусливый сын червивого свиного зада, ну же, покажи мне свои груди!

Саларианцы наступали с обеих сторон.

Где-то сзади началось движение, послышался рык кота, затем – прерванный человеческий крик и вопль умирающей лошади, и тотчас размытое золотое пятно пронеслось мимо Хафсы Азейны к смыкающимся рядам. Курраан набросился на врагов – вихрь когтей и клыков, вызывающий в толпе ужас и неразбериху. Его ум стал дымкой мускуса и жажды крови и закрылся от нее.

Лошадь одного из нападавших, заржав, попятилась и сбросила своего всадника, оставив его умирать под копытами, когда вашай исполосовал ее шкуру до крови. Этого было недостаточно. Пока Хафса смотрела на все это, один из мужчин поднял окованную железом дубинку и с отвратительным хрустом опустил ее на череп Курраана. Хафса Азейна запрокинула голову и завизжала от горя и бешенства, когда кот исчез из ее сознания.