Новый век начался с понедельника - Александр Омельянюк

От отца же Лёша унаследовал ещё и способность к точным наукам, умение рационально мыслить, да и поступать также. Возможно, именно поэтому Алексей со временем стал приверженцем магии чисел. Он, например, мог по числам даты рождения определить многие черты характера любого человека.

Отец его тоже был человеком неординарным. Зачатый в любви Давыдом Грендалем и Марией Гольцман, но, в силу ряда причин, воспитывавшийся во время войны в детском доме, в жизни Лев Давыдович Грендаль соответственно и вырос человеком не довольным жизнью, завистливым и самолюбивым.

Отец его погиб на войне, а смерть матери в тылу была не менее ужасной.

После бомбёжки она, отрезанная от отступления огнём, захлёстнутая страхом и эмоциями, была вынуждена прыгать из окна третьего этажа горящего дома. Нелепо перебирая в воздухе ногами и руками, она пыталась приземлиться на молниеносно выбранное безопасное место. Но его надо было выбирать на относительно холодную голову, ещё до прыжка. Теперь же было поздно. Мария не справилась с управлением своего быстролетящего тела и вертикально приземлилась прямо на кол! Хруст раздирающихся вагины, ануса и ломающегося хребта слились с душераздирающим предсмертным воплем несчастной. Её тело несколько раз импульсивно дёрнулось и застыло вместе с затихающим посмертным хрипом.

По голым, почти белым ногам ещё стекала густая тёмно-вишнёвая кровь.

Но ничего этого Лев, конечно, не знал и не ведал.

Как не знал подробности гибели в Гражданскую войну и своего деда, Алексея Давыдовича Грендаля.

Тот попал в плен к махновцам вместе с другими красноармейцами. И, как часто водится, один из них, бывший комиссар РККА, космополит Даня Липскхер, предал товарищей.

Дабы убедиться в надёжности перебежчика, пьяный Нестор Иванович, который невольно вначале симпатизировал этому хлипкому, липкому очкарику, в шутку решил проверить его:

– «А где этот… липкий хер… Даня?!».

Тут же хлопцы привели уже напоенного горилкой предателя. Тогда батька Махно, угрюмо взглянув из-под бровей и сверкнув очками, нарочито грозно, чуть сдерживая смех, полушутя приказал:

– «Пусть застрелит своих! Тогда докажет мне свою преданность!».

Тогда Лёва Задов вложил заряженный одним патроном маузер в трясущуюся руку предателя и, схватив того за шиворот, чуть ли не выволок на улицу. Уже смеркалось. Арестованных вывели из сарая и построили вдоль его стены.

– «Ну, давай, стреляй!» – грозно навис Лев над козлёнком, направляя на того свой маузер.

Моложавый мужчина растерялся. Он никак не мог подумать, что такое с ним может случиться. Ещё сильнее затрясшейся рукой он поднял маузер и навёл на своих бывших товарищей.

В кого же стрелять? А ведь стрелять придётся! В кого?! – проносилось в воспалённом мозгу изменника.

А ведь ему стрелять в жизни ещё никогда не приходилось. Ибо он устроился на хорошую должность и, в основном, отсиживался в тылу, или в штабах красных, воюя с белыми лишь пустой болтовнёй, революционной фразой, подставляя под пули своих, якобы, товарищей. А теперь вот пришлось. Да к тому же в своих бывших боевых товарищей. Но уж очень хотелось жить самому!

А! Всё равно в кого! – решил, было, новоиспечённый палач.

Но нет! Как это, всё равно в кого? Вон, Алексей Грендаль – высокий, здоровенный, красивый мужчина; культурный, знающий, умный; любимец женщин и начальства! Нет! Только в него! – распалял себя Липскхер.

Он ненавидел Алексея Давыдовича Грендаля, так как сильно завидовал ему. Даже тому, что, несмотря на странную фамилию, все считали Грендаля русским, а его, Даниила Моисеевича Липскхера – естественно евреем, а то и просто жидом.

И он решительно направился к Грендалю. Рука вдруг перестала трястись, приобрела твёрдость. Даня поднял маузер, вдруг отчего-то ставший лёгким. Взгляды убийцы и жертвы на мгновение встретились.

Липскхер не выдержал испепеляющего его презрительного взгляда российского богатыря и указательным пальцем вновь задрожавших рук нажал на курок, выстрелив в высокий интеллектуальный лоб.

Алексей Давыдович, презрительно смотревший на убивающего его жидёнка, успел смачно плюнуть тому в почти белое от страха лицо, попав убийце в правое, прицельное очко. Плевок закрыл стекло и глаз, но совпал с выстрелом. Однако Алексей Давыдович услышал только шлепок от своей бомбы позора и презрения.

Грендаль рухнул, а Липскхер, стащив левой рукой с носа очки, под смех некоторых циничных анархистов, продолжил, совершенно трясущейся правой рукой, уже не целясь, нажимать на курок разрядившегося маузера, ствол которого в этот момент описывал беспорядочное движение.

Лёва Задов не выдержал, вырвав из руки поддонка маузер и, со словами «мерзавэц», ударив того рукояткой в открытый левый глаз, мгновенно выбив его своей могучей рукой, при этом ещё и лягнув Липскхера ногой в бок.

Даня завизжал от боли, упал на землю и задёргался в истерике. Закрыв окровавленное лицо двумя руками, он катался по земле, давя свои очки, проклиная всех махновцев, лично начальника их контрразведки и их батьку.

Тогда-то Лёва Задов воспользовался случаем, и с наслаждением разрядил в падшего все патроны своего маузера.

А на вопрос Нестора Ивановича, зачем он убил Даню, Лёва просто оправдался, что тот оскорбил самого батьку, и он не стерпел.

Не менее трагичной была гибель на войне и деда Алексея – Давыда Алексеевича Грендаля.

Как хорошо знавшего немецкий язык, осенью 1944 года он был переброшен к партизанам Полесья. А, как офицер связи с командованием, готовившим наступательную операцию «Багратион» по освобождению всей Белоруссии, он должен был координировать действия отдельных отрядов партизан в болотах её западной части.

Там, уже ставший вдовцом Давыд, со временем познакомился со своей последней второй половинкой, имевшей необычное прозвище Крысиша.

Великовозрастная девушка Крыся из Западной Белоруссии была проводником по некоторым болотам Полесья. Хорошее знание леса и цепкая память, доставшиеся ей от отца и деда, делали её непревзойдённым мастером своего дела.

И ещё до войны она заслужила репутацию самого удачливого проводника через болота. Крыся безумно любила свой родной край, его леса и даже болота. В них она была, как рыба в воде.

По своим политическим убеждениям она была ярой националисткой. И не скрывала этого ни от кого.

Крыся боролась, а скорее пассивно сопротивлялась любой оккупации и насилию, стремилась к освобождению Западной Белоруссии от всех, и от поляков, и от русских, коих она соответственно и называла ляхами и москалями, и тем более от немцев.

Поэтому она часто провожала по болотам врагов и специально заводила их в топи, губя их, а сама каким-то загадочным образом всякий раз спасалась.

Крыся была, в общем-то, очень красива. Поэтому все шли охотно с нею на контакт. А она сначала выведывала, кто это такие, и что хотят, а потом принимала решение, проводить, или топить их.