Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

– Смотрите. Вон идет морская пехота, – сказала мне Маргарет. – Это их флаг.

Я подняла свою «Сенеку» и навела фокус на знамя, где на красном фоне расправивший крылья золотой орел охранял земной шар, который опирался на корабельный якорь. Сверху было написано: «Semper Fidelis» – «Всегда верен».

– Орел, земной шар и якорь, – рассказала мне Маргарет, – это их символы, потому что морская пехота относится к военно-морскому флоту. Солдаты моря, как говорит мой Джон.

Марширующие отряды уже достаточно приблизились, чтобы мы могли расслышать, как они поют:

Эти молодые улыбающиеся парни, шагающие так энергично и уверенно, выглядели просто здорово. «Сохрани им жизнь, прошу Тебя, Господи… Пусть все они останутся целы и невредимы», – мысленно молилась я.

Маргарет увидела своего брата.

– Джонни, Джонни! – закричала она.

Он шел с краю шеренги прямо возле нас. Такой же высокий и худой, как его сестра. Смотрел строго перед собой. Но уже поравнявшись с нами, все-таки повернулся и улыбнулся.

Маргарет нужно было возвращаться в госпиталь, а я последовала за парадом. Из газет я знала, что они направляются к могиле Лафайетта на кладбище Пикпюс. Мы шли на восток и находились уже далеко от центра города, однако вдоль улиц и здесь стояли большие толпы народу. Школьники, пришедшие целыми классами, размахивали американскими флажками.

Я не сводила глаз с Джона Нолла, когда шеренга солдат и морских пехотинцев свернула налево и по боковой улочке зашла во двор, со всех сторон окруженный зданиями. «Интересно, где же тут кладбище?» – подумала я, но потом увидела, как они прошли в ворота возле церкви. Я ожидала увидеть ряды захоронений, но вместо этого попала в узкий сад с деревьями и травой. Наконец мы повернули, и в конце открытого пространства я увидела россыпь надгробных камней. Могила Лафайетта находилась у самой дальней стены.

Морские пехотинцы выстроились в почетный караул, а их знаменосец поднял над могилой Лафайетта звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов. По фотографиям из газет я узнала генерала Першинга. Потом заметила группу мужчин с блокнотами и пару фотографов, которые стояли как раз за спиной у старшего офицера, когда он начал говорить. Репортеры. Я протолкалась в их сторону, выставив вперед свою «Сенеку» как символ принадлежности к профессии, и успела добраться до представителей прессы как раз вовремя, чтобы услышать, как американский военный сказал:

– Lafayette, nous ici. Лафайетт, мы здесь.

Я поймала офицера в объектив и нажала на кнопку затвора.

– Удалось получить приличную фотографию Стэнтона? – спросил кто-то рядом со мной.

Это был невысокий жилистый мужчина, который что-то строчил в своем блокноте.

– Першинг ненавидит публичные выступления. Предоставляет это полковнику Стэнтону.

– У меня есть его снимок, – ответила я.

– А знаете какое-то место, где можно было бы его проявить? – продолжил он.

– У меня есть своя лаборатория.

– Хорошо, дорогуша, считайте, что вас наняли на работу. Сделаете мне несколько крупных планов таблички с надгробья, караула морпехов и флагов над могилой.

– Что, простите?

– Меня зовут Флойд Гиббонс, я из «Чикаго Трибьюн». Мой фотограф в последний момент вскочил на корабль и убыл работать на «Нью-Йорк Таймс». Я просто в отчаянии. За снимки я вам хорошо заплачу.

– Годится, – согласилась я.

– И обязательно снимите эти места погребений, засыпанные гравием, – попросил он. – Это места массовых захоронений. Гильотина находится тут сразу за углом. После того как они рубили головы осужденным, они сваливали их тела сюда. Их тут тысячи полторы, и среди них теща, сестра и бабушка Лафайетта, которым не повезло оказаться аристократами в самый неподходящий момент. Здесь также похоронена большая группа монахинь. После того как страсти поутихли, семьи погибших выкупили эту землю и устроили тут кладбище.

Все это было очень печально и жутко. Варварские времена, по-моему. Но тут я вспомнила про пятнадцать человек, казненных после восстания. Их тела также были свалены в общую могилу и засыпаны негашеной известью. Я думала о том, будет ли у их семей когда-нибудь возможность поставить на том месте монумент?

Я рассчитывала поработать на Флойда один день, но ему понравились мои фотографии – особенно те, которые он назвал «морпехи в неформальной обстановке».

– Очень тяжело заставить этих ребят расслабиться. Обычно они пялятся в объектив камеры с каменными лицами, – сказал он.

– Ну, это брат моей подруги, – объяснила я, показывая на один из снимков. – А это его сержант, Дэн Дейли…

– Который очень даже знаменитая фигура. Молодец, девочка, – похвалил меня Флойд. – Продолжайте искать хорошо знакомые лица. А это что за юный парнишка?

– Джон Джей. Келли из Чикаго, – объяснила я.

Я немного нервничала, знакомясь с ним, но, с другой стороны, ему было всего шестнадцать, когда «Волтерра» пошла ко дну. В конце концов, нет ничего необычного в том, что я время от времени встречаю своих однофамильцев из Чикаго.

– Послушайте, – сказал мне Флойд. – Я сейчас уезжаю в городок Сен-Назер, где будет проходить подготовку наша морская пехота. Хочу сделать материал об интересных людях. Как насчет того, чтобы поехать со мной? Буду платить вам тридцать франков в неделю плюс гостиница в Сен-Назере. Что скажете?

– А вам нужны будут от меня какие-то разрешения на работу? – сразу уточнила я.

– Я их сам для вас организую.

– С этим у вас может возникнуть проблема. Я перешла дорогу британской армии, – пояснила я и вкратце описала ему свои злоключения в английском госпитале.

– Так ваши беды начались из-за того, что вы помогали ирландцам воевать против англичан? – спросил он.

– Да, в общем так, – ответила я.

– Морским пехотинцам вы точно понравитесь. Очень многие из них – такие же «Мики», как мы с вами. Вы просто скажите Дэну Дейли, что англичане взъелись на вас и подставили. А обо всем остальном он позаботится сам. Можете мне поверить.

Флойд оказался прав. В Сен-Назере сержант артиллерийских войск Дейли препроводил меня прямо в штаб морских пехотинцев, откуда я вышла с письмом, удостоверяющим, что я – «официальный фотограф морской пехоты США».

Находясь среди такого количества американцев, я воспрянула духом. У отца Кевина был адрес маленькой деревенской гостиницы, где я жила. Появись какая-то информация о Питере или любые важные новости, он тут же телеграфирует мне. Не то чтобы я забыла Питера, но, должна сказать, мне очень нравилось находиться рядом с морпехами и избавиться наконец от своих страхов. У меня не возникало ни малейших сомнений, что эти ребята выиграют войну, если им предоставят такой шанс. Они просто рвались в бой. Девиз морпехов – «Первыми готовы к бою», и они совсем не были рады, что их не пускают сражаться. Французы и англичане настояли на том, что американским войскам нужно больше специальной подготовки. Поэтому все лето и осень я провела, фотографируя наших солдат, марширующих по сельским дорогам с сорокафунтовыми рюкзаками за спинами. Или бегущими в штыковую атаку на мешки, набитые соломой. Некоторое возбуждение у них вызывала стрельба, когда, залегая за пулеметом, они яростно поливали свинцом какое-нибудь пустынное поле. Флойд вознамерился создать персональный биографический очерк на каждого морпеха и продать его газетам на родине бойцов. Поэтому я фотографировала парней с утра до ночи.