ИнтерКыся. Дорога к "звездам" - Владимир Кунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сразу почувствовал симпатию к этому Джеку. Уж чего-чего, а профессионального бокса, и именно американского, я в Германии по телику насмотрелся до одури! И что такое «тяж» или «полутяж», для меня не составляло загадки.
— Только он не любит, когда его гладят, — неожиданно сказал Тимур Джеку.
— Я его понимаю. Я тоже этого не люблю, — ответил Джек. — Вас покормить, ребята?
— Спасибо, Джек. Мы подождем маму.
— Олл райт! Тогда — привет! — И Джек пошел по своим делам.
— Откуда ты знаешь, что я не люблю, когда меня гладят? — спросил я Тимура.
— Я это в порту понял.
Нет, я определенно везучий Котяра: пацан мне попался, сказал бы Водила, — просто зашибись! Классный пацан. Теперь бы еще разыскать Шуру...
Но тут прибежала запыхавшаяся Рут, притиснула к себе Тимура, поцеловала меня в нос, бросила какие-то бумаги в стол и побежала за стеклянную загородку к своему начальнику.
Там она ему что-то рассказала — весело, со смехом, а потом указала на нас. Начальник посмотрел в нашу сторону, помахал Тимуру, и Тимур сделал ему ручкой в ответ. После чего Рут выскочила в общий зал, перебросилась несколькими словами с Джеком Пински и побежала к нам.
Честно говоря, направляясь в полицейский участок, я рассчитывал увидеть там Рут Истлейк в полной полицейской форме — вот как та ужасно толстожопая негритянка, которая только что остановила Рут и стала ее о чем-то просить.
Вот толстуха была в порядке! Форма, пистолет, дубинка, полицейский значок буквально лежал на ее фантастической груди, какие-то знаки на рукавах, небольшая рация типа «уоки-токи», которыми пользовались наши «академико-абрамовцы...» во время стоянки в портах и при разгрузке контейнеров.
А кроме всего, толстуха была обвешана еще кучей всяких полицейских предметов, которых я в жизни не видел!..
В отношении же Рут Истлейк мои ожидания были обмануты самым симпатичным образом: она была в элегантной спортивной меховой «парке» с капюшоном, ярком джемперочке и джинсах. Через плечо болталась большая сумка на длинном ремешке.
Однако когда она закидывала эту сумку на плечо, джемпер у нее слегка задрался, и я увидел, что на поясе джинсов у Рут был пристегнут большой металлический полицейский знак на кожаной подкладке.
Но уже в следующее мгновение Рут одернула джемпер — и значка как не бывало!
С трудом отвязавшись от толстухи в форме, Рут подхватила меня под мышку, скомандовала Тимуру: «Вперед!», и мы помчались на выход мимо всех столов, мимо тоже прозрачной загородки дежурного по участку со всякими пультами и мониторами, мимо бледного долговязого типа в наручниках, которого под руки вели два ну абсолютно хиповых паренька! У одного из них были даже разноцветные волосы...
Помню, такие хипари в Мюнхене обычно кучковались на Мюнхенерфрайхайт, у Хауптбанхофа и на бульваре Герцог-Вильгельмштрассе. Задвигались наркотой и пили дешевое вино с пивом.
Оба американских хипаря почтительно поздоровались с Рут.
— Это тоже полицейские?! — удивился я.
— Одни из лучших, — ответила Рут. — Ребята, я отпросилась пораньше, и мне совсем не хотелось бы сейчас же мчаться домой и становиться к плите. Есть предложение. Тим! Катим в Манхэттен, показываем нашему дорогому гостю деловую и роскошную часть Нью-Йорка и там лопаем в какой-нибудь симпатичной и недорогой забегаловке... Я лично хотела бы японское «суши».
— А с Кысей пустят? — резонно спросил Тимур.
— Попробуем договориться.
* * *
Договорились. Пустили с Кысей.
Мало того, даже приволокли для меня специальный высокий детский стул, с откидывающимся небольшим столиком. И все это сооружение поставили вплотную к нашему столу.
И подали потрясающую жратву! Причем для меня — бесплатно.
Хозяин ресторанчика у Таймс-сквер, на углу Сорок шестой улицы и скрещения Бродвея с Седьмой авеню, пожилой японец вспомнил, как когда-то Рут с Фредом несколько раз бывали у него, а потом, уже недавно, кажется, в прошлом году, миссис была здесь со своим мальчиком. И с тех пор мальчик очень-очень вырос и стал очень-очень похож на свою очень-очень красивую маму!..
Мы все трое переглянулись, Рут поблагодарила хозяина за комплимент, после чего нам и стали метать на стол всякие японские вкусности.
— Вот видишь? — сказал Тимур, словно продолжая давно начавшийся разговор. — Мне и в школе говорили, что я на тебя похож! А однажды в спортзале, когда мы только что вернулись с тобой из Флориды и я был такой загорелый, один говнюк даже сказал мне, что я... Ма, ты не огорчайся... Слышишь, мама? Он сказал мне, что я — «черномазый»...
У меня даже в животе похолодело! Я перестал есть и боялся поднять глаза на Рут.
— Ну а ты? — спокойно спросила Рут и улыбнулась странной улыбкой.
— Отгадай!
— Уже, — сказала Рут. — Это было в тот день, когда ты вернулся домой с рассеченной бровью и разбитым ртом. А потом не очень талантливо сочинил историю про падение с турника.
— Откуда ты знаешь, мам?!
— У меня такая профессия — быть твоей «мам». Ешь! В порту были?
— Да.
— Нашел то, что искал?
— Не темни, мам. Я Мартыну уже все рассказал. Нет, не нашел. Но получил вот это... — И Тимур протянул Рут визитную карточку того портового начальника. — Обещал что-то придумать.
Рут внимательно изучила визитку и уверенно сказала:
— Видимо, сильный мужик. Обязательно созвонись с ним.
Я свою изумительную японскую сырую рыбу прикончил в один присест. Рут и Тимур еще макали ее в какие-то соусы, чем-то сдабривали, посыпали, и на это у них уходила масса лишнего времени. Мне же все эти приправы были «до лампочки» — рыба есть рыба, и жрать ее надо, с точки зрения нормального Кота, без всяких примесей и гарниров.
Поэтому Рут и Тимур еще были заняты едой, а я уже умывался, прилизывался, приводил себя в порядок и думал: «Интересно, а про Шуру она что-нибудь узнала?..»
— Да, КЫ-ся... По Квинсу твой Шура Плоткин не числится, — тут же сказала Рут. — Мы запросили Бронкс и Бруклин. Бронкс обещал дать сведения завтра. А Бруклин — не раньше чем дня через четыре. У них там куча проблем с вашими новыми русскими евреями — одно убийство за другим, каждый вечер стрельба, все под контролем вашей мафии, и наши ребята вкалывают там день и ночь и то зашиваются. Просили чуточку подождать. Ладно?
— Конечно, — сказал я, а сам подумал: «Надо что-то предпринимать самому. Это им кажется, что они за четыре дня покончат с русскими. Я-то знаю, что наши — неистребимы!»
Просто ни одна полиция в мире ни хрена еще сто лет не сможет поделать с нашими ребятами, пока у них перед глазами есть такой замечательный пример, как наши родные русские правители, которые ограбили свой народ и разворовали собственную страну.