Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

Рост недовольства в стране политикой правительства лишь способствовал активизации антигосударственных настроений. В феврале 1988 года начались волнения в Нагорном Карабахе. В апреле 1988 года в Эстонии был создан оппозиционный Народный фронт. Вскоре в Литве было создано оппозиционное движение «Саюдис». 14 июня 1988 года в Риге вновь состоялось возложение венков к памятнику Свободы, 10 июля было создано «Движение за национальную независимость Латвии», а затем началось формирование Народного фронта Латвии. Руководители этих «фронтов» выступали с откровенно шовинистическими речами. Так, член совета сейма «Саюдиса», а впоследствии заместитель Председателя Совета министров Литовской ССР P.A. Озолинь заявил публично 30 июня 1988 года: «Русские дебильны в национальном отношении».

Совершенно очевидно, что эти организации и движения, возникшие, словно по мановению волшебной палочки, из ничего и под внешним руководством неизвестных прежде лиц, кем-то целенаправленно управлялись. (Когда же необходимость в них пропала, эти организации, столь шумно вышедшие на авансцену политической жизни в конце 80-х годов, бесследно ушли с политической арены.)

Уверяя, будто общий кризис, в который погружался Советский Союз, представлял временное явление, а главным является перестройка советского общества, способствующая его небывалому укреплению, М.С. Горбачев часто говорил: «Процесс пошел!» На деле с конца 80-х годов под руководством Горбачева и его союзников пошел процесс развала советского строя и самого СССР. Выступая на XIX Всесоюзной партийной конференции КПСС (28 июня — 1 июля 1988 года), писатель Ю.В. Бондарев сравнил «перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка». Он осуждал тех, кто принялся «разрушать старый мир до основания… вытаптывать просо, которое кто-то сеял… разрушать фундамент еще не построенного дворца». Однако речь выдающегося писателя осталась гласом вопиющего в пустыне.

В своих выступлениях на конференции руководители КПСС различных уровней призывали к углублению перестройки. В то же время некоторые руководители союзных республик признавали обострение идеологической борьбы. Так, первый секретарь ЦК Компартии Латвии Б.К. Пуго на той же партконференции признал: «Процессы роста национального самосознания проходят неоднозначно. Кое-кто, неверно поняв принципы социальной справедливости, пытается требовать для себя получше кусок из союзного пирога, хотя куда вернее всем нам вместе прибавить в работе и сделать этот пирог побольше. У нас в республике тоже, к сожалению, находятся люди, которые спекулируют на национальных чувствах, разжигают страсти, пробуждают давние обиды и в итоге порождают новые». «С такими людьми нам не по пути, — решительно заявлял Пуго. — Они тянут в тупик, а мы хотим разумного решения проблем, которые действительно накопились в республике за годы застоя».

В то же время было очевидно, что ряд руководителей национальных республик старался преуменьшить остроту разгоравшейся идейно-политической борьбы. В своем выступлении на конференции первый секретарь ЦК Компартии Литвы Р.-Б.И. Сонгайла осторожно определил политику литовского руководства в отношении «Саюдиса» и других неформальных движений: «Повышение требований к идеологической работе выдвигается и деятельностью неформальных движений и объединений. Они появились и в нашей республике. Выступая за расширение демократии и гласности, эти движения и объединения могут способствовать осуществлению курса партии на перестройку. Но для этого надо усилить партийное влияние на них». В то же время Сонгайла замечал: «Прежде всего, нельзя мириться с теми, кто стремится поставить себя вне нашей политической системы, кто под флагом демократизации и гласности пытается протаскивать чуждые социализму взгляды, диктовать свою волю партийным организациям. Не разобщать, а сплачивать людей на принципах социализма и интернационализма — такова наша линия».

В выступлении же первого секретаря ЦК Компартии Эстонии В.И. Вяляса проблемы обострения идейно-политической борьбы в республике объяснялись исключительно «нежеланием и неспособностью… понять новизну ситуации», «стремлением… действовать старыми методами, подменяя решение назревших проблем частичными уступками». Вяляс говорил, что «в условиях демократизации, гласности, процесса переоценки прежних ценностей происходит рост национального самосознания. Это не простой процесс, не без издержек, некоторых перехлестов, но он закономерен». Иных критических высказываний в адрес растущей активности неформальных движений, многие из которых носили откровенно антисоветский националистический, русофобский характер, Вяляс не высказывал.

Он утверждал, что осуществлявшаяся руководством страны во главе с Горбачевым политика «является надежной гарантией восстановления ленинских норм партийной и государственной жизни». Говоря о первоочередных задачах, Вяляс выдвигал требование: «восстановить ленинские принципы федерализма как основы межнациональных и межреспубликанских отношений» и «переходить на качественно новую форму сочетания местных и общегосударственных интересов». Вяляс утверждал, что «идея регионального хозрасчета, получившая широкую поддержку в народе, заключается в том, чтобы логику хозрасчета и самофинансирования, заложенную теперь в основу работы предприятий, применить также на уровне территорий». По сути, это означало, что руководство Компартии Эстонии ставило вопрос о таком пересмотре существовавших до тех пор отношений между советскими республиками в рамках Союза ССР, которые бы существенно усилили политическую и экономическую самостоятельность республик.

Вяляс замечал, что он выступал не только от имени коммунистов Эстонии, но и от имени организаторов 100-тысячного митинга на Певческом поле в Таллине. Он подчеркивал, что делегация коммунистов Эстонии получила «напутствие на небывалом по эмоциональному заряду и масштабам митинге, организованном по инициативе недавно родившегося у нас массового движения Народного фронта в поддержку перестройки». Делегация Компартии Эстонии представила свои предложения в виде развернутого меморандума.

Предложения «в области экономической и социальной политики» предусматривали передачу функций «управления экономики (кроме сферы обороны)… из союзной компетенции, из совместной компетенции СССР и союзных республик в компетенцию республик. К ведению республик необходимо отнести решение вопросов регулирования цен, тарифов и оплаты труда, финансовой и кредитной политики в пределах произведенного национального дохода». Предлагалось также «конкретизировать понятие государственной собственности в СССР, установив в Конституции СССР, что государственная собственность страны (за исключением сферы обороны) состоит из государственной собственности всех союзных республик, которые являются полноправными распорядителями этой собственности, национального дохода на своих территориях». О том, что значительная часть государственной собственности Эстонии была создана за счет всего СССР, в предложениях не упоминалось.

Явно откликаясь на требования Народного фронта Эстонии и других новых общественных организаций, предложения по национальной политике и межнациональным отношениям содержали требование о праве Эстонии «на свое гражданство и государственный язык». При этом не говорилось, как эти права будут сочетаться с общесоюзным гражданством и статусом русского языка в Эстонии. Хотя предложение о регулировании «демографической ситуации в сторону увеличения доли коренного населения» в Эстонии прямо не говорило о вытеснении «некоренного населения», трудно было представить, каким иным образом авторы документа собираются реализовать свою программу об «увеличении доли коренного населения».