Письма на воде - Наталья Гринина

С самого утра, пока его готовили к торжеству и облачали в свадебные одеяния, он не проронил ни слова, привычно пытаясь спастись в молчании, отгородиться от тех, кто спешил выразить ему одобрение и поздравить с мудрым и правильным шагом. Он впал в холодное оцепенение и отозвался слабой улыбкой лишь на появление Бэк А. Тринадцатый принц взирал на него с затаённым испугом и жалостью, но лицемерить и скрывать истинные чувства ему редко удавалось. Не удалось и теперь. И поэтому, взглянув на него раз, Ван Со отвернулся и больше на брата не смотрел.

Он вообще ни на кого не смотрел.

Его взгляд был пустым, а лицо ничего не выражало. И ни одна мышца на нём не дрогнула, даже когда он встретился с Ён Хвой у дверей тронного зала перед церемонией. Он не видел её у себя за плечом, зато чувствовал. Чувствовал душный запах пионов и утолённой алчности, от которого к его горлу подступала тошнота и хотелось развернуться и бежать, бежать прочь отсюда, от своей треклятой невесты, из дворца, где сегодня на него надевали надёжные и крепкие кандалы.

Он шёл рядом с ней по проходу между рядами празднично одетых гостей и не замечал ничего, кроме трона. Алтаря, на который он сложил свои чувства и надежды. Плахи, на которой ему предстоит лишиться свободы и права выбора спутницы жизни.

Он уже всё это потерял. И его не спасали ни мысли о сохранённой им стране, ни шаткая убеждённость в правильности принятого решения. Горло его стянула петля долга, а сердце – обруч неизбежности. О каком спасении вообще могла идти речь?

– Ён Хва из семьи Хванбо становится новой императрицей. И посему от лица всех министров позвольте поздравить вас с этим браком!

При этих словах Ван Со с удивлением понял, что пелена обречённости сошла с его глаз: пути назад больше не было. Он взглянул на Чхве Чжи Мона, стоявшего на своём обычном месте у трона, и заметил, как тот коротко кивнул ему: «Всё правильно, Ваше Величество. Всё так, как и должно быть. Это воля Небес».

Странно, он даже не ощутил протеста, прочитав в глазах астронома истину, которую до сих пор не желал признавать.

Сейчас он больше ничего не ощущал. И ничего не хотел, кроме одного.

Ван Со смотрел вниз и видел полный зал тех, кто стремился манипулировать им. В случае с императрицей им это удалось. Они обложили его со всех сторон, затравили, как раненого волка, и вот теперь ненавистная супруга восседала на троне рядом с ним с победной улыбкой, от которой ему хотелось скрежетать зубами. Он видел такие же торжествующие гримасы на лицах Хванбо, Кан и всех тех, кто, одержав над ним верх на этот раз, думали, что прибрали его к рукам и он так же будет послушен им в дальнейшем. Он ясно понимал: ничто не сможет спасти его от невидимых цепей, которые заставляют его пойти против собственного сердца.

Это дворец. Это власть. Это трон.

И ложе императрицы, которое он вынужден будет делить с ней по долгу супруга и правителя государства, коему требовались наследники. От осознания этого факта Ван Со просто выворачивало наизнанку. Но он держался и мечтал лишь о том, чтобы вся эта церемония поскорее закончилась и он смог увидеть Хэ Су. Он не знал, где она и что делает сегодня, волновался и хотел убедиться, что с ней всё в порядке.

Он желал увидеть её и боялся посмотреть ей в глаза.

А день свадьбы всё тянулся, будто измываясь над его выдержкой и терпением. Церемония, поздравления, посещение храма, вручение подарков и опять поздравления… Пышная трапеза, переходящая в безудержное веселье распоясавшейся толпы министров и глав кланов…

Ван Со почти обрадовался, когда их с теперь уже женой на закате наконец-то проводили в императорские покои. Оставшись с ней наедине, в комнате, убранной для первой брачной ночи алыми шелками и бесчисленными золотистыми свечами, он сумел лишь снять с Ён Хвы красную вуаль, открыв её сияющее в нетерпеливом предвкушении лицо. Императрица смотрела на него голодными глазами, давно жаждущими власти и наконец-то получившими её.

Но, видимо, трон был не единственным, чего она желала: её губы приоткрылись, дыхание сбилось и длинные накрашенные ресницы дрожали, безуспешно пряча нескромный ликующий взгляд.

Ён Хва вожделела его!

От этой мысли желудок Ван Со скрутило узлом, и он замер, силясь отдышаться и справится с дурнотой, поднявшейся изнутри удушающей волной. С чего бы такая чувствительность? Или это называется другим словом – отвращение?

Он сглотнул и отшатнулся: его рот наполнился омерзительной горечью гадливости, а перед глазами колыхалась багровая пелена.

Овладев собой настолько, чтобы можно было пошевелиться, Ван Со отвернулся от императрицы и направился к двери, еле переставляя ватные ноги, но не прошёл и пары шагов, как ему в спину вонзилась отравленная стрела слов женщины, униженной пренебрежением супруга:

– В будущем Хэ Су непременно используют против вас. Лучше избавиться от неё заранее, как от возможной угрозы.

– Ты! – вмиг озверел Ван Со, чувствуя, как вспыхнувшая ярость очистила его сознание и напружинила ослабевшее было тело. – Просто играй роль императрицы и не рассчитывай получить что-то большее!

Сменив ненавистные церемониальные одежды, он наконец-то отправился искать Хэ Су. Почему-то он знал наверняка, где её найти – у молитвенных башен на берегу озера Донджи. Там в последнее время она бывала чаще, чем в собственных покоях и Дамивоне.

Он оказался прав.

На дворец опустились не по-летнему стылые сумерки, трава в лунном свете поблёскивала от холодной росы. Ван Со шагнул на дорожку у озера и тут же качнулся назад, прячась в тени деревьев.

Хэ Су сидела у кромки травы, рядом со своими башенками, а её молитвенно сложенные руки, согревая, сжимала Чхэ Рён, глядя на госпожу с участием и состраданием. Обе они молчали, думая о своём, и молчание это разливалось по берегу озера туманом невыразимой печали.

Эта печаль окутывала маленькую фигурку Хэ Су и заставляла вздрагивать худенькие плечи под тонкой тканью небесно-голубого ханбока, вместо которого на ней должны были сегодня блистать одежды императрицы.

Причиной этой печали был он, Ван Со. И то, что он совершил.

Так мог ли он, имел ли он право приблизиться к ней и искать утешения у неё – той, которую предал сегодня, пусть и не по своей воле?

Он