Силы и престолы. Новая история Средних веков - Дэн Джонс

коротких историй, которые по сюжету рассказывают друг другу десять состоятельных юношей и девушек, бежавших из Флоренции на загородную виллу, чтобы спастись от болезни. Однако само по себе богатство не гарантировало иммунитета от болезни и не избавляло выживших от психологической травмы. В 1348 г. Иоанна Английская, любимая дочь короля Эдуарда III, умерла от чумы в Бордо, когда ехала в Кастилию на собственную свадьбу. Эта трагедия заставила ее отца задуматься о том, что смерть «уносит равно молодых и старых, не щадит никого и низводит богатых и бедных на один уровень»[856]. От чумы умер и несостоявшийся свекор Джоанны Альфонсо XI, и королева Элеонора, супруга арагонского короля. Византийский император Иоанн VI Кантакузин потерял младшего сына[857]. Папа Климент VI всего за год с небольшим лишился троих кардиналов и почти четверти домашних слуг, когда чума поразила папский двор в Авиньоне. Петрарка, современник Боккаччо, оплакал многих близких, в том числе свою любовь и музу Лауру. В письмах Петрарки, написанных в Италии во время пандемии, ясно чувствуется вина выжившего, которую, вероятно, в те годы испытывали многие. В одном послании он проклинал 1348 год, который, по его словам, «оставил нас в одиночестве и лишениях, отнял у нас сокровища, вернуть которые не сможет все Индийское, Каспийское и Карпатское море». В другом послании, написанном после потери еще одного друга, потрясенный Петрарка писал, словно бы в забытьи: «Жизнь наша – сон, и все, что мы делаем, – сновидение. Лишь смерть прерывает сон и пробуждает нас от сновидений. Хотел бы я проснуться раньше»[858].

Однако Петрарке не удавалось «проснуться» еще добрых четверть века, и он прожил достаточно долго, чтобы увидеть возвращение Черной смерти. Масштабные вспышки чумы случились в Европе в 1361 и 1369 гг., затем в 1370-х и в 1390-х гг. Последняя особенно тяжело подействовала на мальчиков и юношей. Эти вторичные волны были не такими сильными, как первая, но они точно так же вызвали повсеместную гибель и нищету и мешали восстановлению численности населения, которая оставалась крайне низкой до конца Средних веков и далее. Даже с чисто эпидемиологической точки зрения Черную смерть никак нельзя считать ограниченным во времени разовым эпизодом. Это была длительная, затянувшаяся пандемия, в результате которой погибло около половины населения Европы и сопоставимое количество жителей других регионов. Она на десятки лет омрачила народное воображение и привела к радикальному изменению демографии, политических и социальных структур, взглядов и идей. Хотя чума в каком-то смысле была уникальным явлением, «черным лебедем» среди катастроф[859], она обнажила многие слабые места западного общества XIV в. и прямо или косвенно зародила в выживших стремление изменить тот мир, в котором им чудом удалось удержаться. Черная смерть стала не только косой мрачного жнеца, но и метафорической новой метлой. Она решительно прошлась по всему XIV столетию, выметая старые порядки, и после нее жизнь уже не могла оставаться прежней.

После Потопа

В сентябре 1349 г. Роберт из Эйвсбери, секретарь архиепископа Кентерберийского, работавший в Ламбетском дворце, вышел на улицы Лондона, чтобы посмотреть шествие фламандских флагеллантов. В городе не так давно появилось около шестисот этих любопытных персонажей, но к ним уже успели привыкнуть. Дважды в день они появлялись на улицах, одетые в простые белые рубахи, распахнутые на спине, и в шапки с красными крестами. «Каждый держит в правой руке плеть о трех хвостах, – писал Роберт. – На конце каждого хвоста узел, а в середине у многих привязаны острые гвозди. Они идут строем друг за другом и хлещут себя этими плетьми по голым окровавленным спинам. Четверо монотонно распевают на своем языке, еще четверо подхватывают вслед за ними. По дороге они трижды бросаются на землю… раскинув руки крестом. Пение продолжается. Затем они поднимаются один за другим, перешагивают через лежащих и ударяют плетью каждого простертого у их ног»[860].

В то время организованное самобичевание стало повальным увлечением. Оно началось в итальянских городах примерно в 1260 г., в самый разгар голода и разрушительных войн между гвельфами и гибеллинами. Впоследствии эта практика прижилась в Германии и на северо-западе Европы. Самобичующиеся хотели таким образом искупить собственные грехи и грехи всего человечества[861]. Помимо того что флагеллантство представляло собой любопытную трансформацию стремления крестоносцев во имя Христа причинять вред другим людям, она как нельзя лучше подходила для Черной смерти, поскольку многие считали эпидемию верным доказательством гнева Божьего и необходимости умилостивить Всевышнего. Нетрудно догадаться, что самобичевание никак не помогало остановить распространение чумы. Более того, сегодня мы можем предположить, что ежедневные массовые собрания без соблюдения строгих мер социальной дистанции, напротив, способствовали еще более быстрому росту пандемии. Однако это не останавливало участников. Это также не помешало служителям церкви еженедельно или раз в две недели устраивать в пораженных чумой областях менее кровопролитные, но не менее уничижительные покаянные шествия, во время которых отчаявшиеся люди умоляли Господа пощадить их. В 1349 г. Эдуард III в письме английским епископам объяснил, как это работает: «молитва, пост и целомудренное поведение» должны убедить Бога «отвратить чуму и болезни и даровать мир, покой и здоровье телам и душам»[862]. Многие правители выступали с подобными призывами, но их усилия не принесли результатов. Однако религиозные мероприятия, непосредственно связанные с Черной смертью, составляли лишь малую часть общей реакции людей на эпидемию.

В экономике первым следствием пандемии стало резкое изменение цен и заработков. В начале века, когда численность населения Европы достигла пика, множество трудящихся были привязаны к земле и имели юридически несвободный статус сервов. После того как примерно половины населения практически в одночасье не стало, мир перевернулся с ног на голову, и трудящиеся внезапно заняли более уверенные позиции. Летописец Генри Найтон писал, что в 1349 г. «урожай на полях погиб, ибо некому было его собрать», и даже там, где еще можно было найти рабочие руки, резко возросли затраты землевладельцев на уборку урожая[863]. Внезапное сокращение населения привело к падению цен на аренду земли. В ситуации, когда многие деревни обезлюдели и стояли заброшенными, земля внезапно подешевела, и землевладельцам приходилось бороться за арендаторов. Неудивительно, что двойной удар в виде резкого роста заработков и резкого падения арендной платы вызвал панику в политических кругах, самые могущественные представители которых обратились к своим правителям с просьбой спасти их от финансового краха.

В Англии власти отреагировали быстро. В 1349 и 1351 гг. правительство Эдуарда III приняло законы (Ордонанс и Статут о рабочих), запрещавшие рабочим требовать заработную плату выше той, что существовала до пандемии. Закон определял размеры этой платы: 5 пенсов в день за покос, 3 пенса в день за столярные работы и укладку камня, 2,5 пенса в день за