Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

Они подошли поближе к стволу шахты. Края ее осыпались, внутрь свешивалась трава – так свешиваются к уголкам рта неухоженные усы старика. Надшахтный копер куда-то пропал, и ствол шахты окружала лишь ограда из ржавой колючей проволоки. Шон присел, держа спину прямо, чтобы не упал сидящий на плече Дирк, поднял с земли обломок скалы размером с мужской кулак и бросил его через ограду в отверстие. Они замерли, слушая, как он падает, стукаясь о стенки шахты. Падал он долго, а когда ударился наконец о дно, звук падения с глубины в тысячу футов донесло слабое эхо.

– Брось еще! – скомандовал Дирк, но Катрина остановила Шона.

– Не надо, Шон, пойдем отсюда. Это нехорошее место, – сказала она и едва заметно содрогнулась. – Прямо как могила.

– И в самом деле чуть не стала моей могилой, – тихо сказал Шон, вспомнив мрак шахты и навалившуюся на него огромную скалу.

– Ну пойдем же, – повторила она.

Они двинулись обратно к карете, возле которой их поджидал Мбежане.

За обедом Шон был весел, выпил небольшую бутылочку вина, но Катрина явно устала и казалась еще более несчастной, чем когда они покидали Луис-Тричардт. Она вдруг поняла, какой образ жизни он вел до того, как они познакомились, и ее пугала мысль, что он захочет вернуться к прежнему. Она-то ведь знала лишь дикую природу и кочевую жизнь буров-переселенцев. Катрина понимала, что никогда не сможет привыкнуть к городской жизни. Она наблюдала, как Шон за едой смеется и шутит, видела, с какой легкой уверенностью он отдает распоряжения белокурому официанту, как легко разбирается в уйме ножей и вилок с ложками у них на столе. И наконец не выдержала:

– Шон, давай уедем отсюда, давай поскорее вернемся в буш.

Шон не успел донести полную вилку до рта:

– Что?

– Прошу тебя, Шон, чем раньше мы уедем, тем раньше сможем купить ферму.

Шон усмехнулся:

– Один-два дня погоды не сделают. Будем развлекаться. Вечером я поведу тебя танцевать – мы же собирались грешить, ты что, забыла?

– А кто останется с Дирком?

– Мбежане, конечно… – Шон пристально посмотрел ей в глаза. – Днем ты хорошенько выспишься, а вечером кое-куда сходим и оттянемся в полный рост. – И он усмехнулся: это выражение вызвало в нем веселые воспоминания.

Проснувшись вечером, Катрина обнаружила еще одну причину своего подавленного состояния. В первый раз после несчастного случая с ребенком у нее начались месячные, и это серьезно сказывалось не только на состоянии организма, но и на настроении. Ничего не сказав Шону, она приняла ванну и надела желтое платье. Волосы расчесывала с такой яростью, что чуть не содрала скальп, но они все равно висели безжизненно и вяло – таким же тусклым и вялым оставался взгляд когда-то зеленых глаз на желтом лице, которые глядели на нее из зеркала.

Шон подошел сзади, обнял ее и поцеловал в щеку.

– Ты сейчас похожа, – сказал он, – на груду золотых слитков высотой в пять с половиной футов.

Шон только теперь понял, как он ошибся, выбрав для платья материал желтого цвета: уж слишком явно он перекликался с желтым цветом ее лица.

Когда они вышли в гостиную, Мбежане уже ждал.

– Возможно, мы вернемся поздно, – сказал ему Шон.

– Не имеет значения, нкози.

Лицо Мбежане, как всегда, было бесстрастно, но Шон уловил в глазах его искорки и сразу понял, что зулус ждет не дождется, чтобы они поскорее ушли и Дирк остался в полном его распоряжении.

– К нему в комнату не заходить, – предупредил Шон.

– Нкози, а если мальчик заплачет?

– Не заплачет… а если заплачет, спроси, чего он хочет, и дай, а потом уходи, пусть спит.

Лицо Мбежане выразило протест.

– Предупреждаю, Мбежане, если я приду в полночь и увижу, что он скачет по всем комнатам у тебя на спине, с обоих шкуру спущу.

– Его сон потревожен не будет, нкози, – соврал Мбежане.

Спустившись в вестибюль гостиницы, Шон подошел к дежурному администратору.

– Где в этом городе лучше всего кормят? – спросил он.

– Через два квартала, сэр, в «Золотой гинее». Мимо нее не пройдешь.

– Ну и название, как у пивной, – засомневался Шон.

– Уверяю вас, сэр, идите смело, не пожалеете. Все туда ходят. Мистер Роудс там постоянно обедает, когда приезжает, мистер Барнато, мистер Градски…

– Дик Турпин, Чезаре Борджиа, Бенедикт Арнольд, – продолжил список Шон. – Ладно, вы меня убедили. Рискну, – может, горло мне и не перережут.

Шон подал Катрине руку, и они вышли на улицу.

Блеск и великолепие «Золотой гинеи» слегка подавили даже Шона. Официант в мундире, очень похожем на генеральский, повел их по мраморной лестнице вниз, потом по широкому, как луг, ковру между столиками с элегантными мужчинами и женщинами проводил к свободному столику; даже в приглушенном освещении он слепил глаза белой как снег скатертью и разложенным по ней серебром. Со сводчатого потолка свисали хрустальные люстры, оркестр играл что-то прекрасное, в воздухе пахло духами и дымом дорогих сигар.

Катрина с беспомощным видом разглядывала меню, пока на помощь ей не пришел Шон: он сделал заказ, обращаясь к официанту по-французски, что произвело огромное впечатление скорее на его спутницу, чем на официанта. Принесли вино, и к Шону сразу вернулось приподнятое настроение. Катрина тихонько сидела напротив и слушала. Чтобы хоть как-то поддержать беседу, она пыталась придумать что-нибудь остроумное. Будучи вдвоем в фургоне или где-нибудь на дикой природе, они могли говорить не переставая, часами, но здесь она словно воды в рот набрала.

– Может, потанцуем? – Он наклонился к ней и слегка сжал ее руку.

Она отрицательно покачала головой:

– Шон, я не смогу. Посмотри, кругом люди, они же смотрят. Я буду выглядеть как последняя дура.

– Да пошли, я тебе покажу… это совсем легко.

– Нет, я не смогу, честное слово, не смогу.

Шон и сам не мог не признать, что танцевальная площадка в «Золотой гинее» в субботний вечер – не лучшее место для уроков вальсирования.

Официант принес блюда с едой – огромные, дымящиеся паром. Шон принялся уплетать; и без того односторонний разговор совсем завял. Катрина смотрела на него, ковыряя вилкой в тарелке со слишком жирным блюдом, голоса и смех вокруг них болезненно отзывались в ее душе, она чувствовала себя здесь совсем чужой и до отчаяния несчастной.

– Что же ты, Катрина, – улыбнулся ей Шон. – Ты даже не прикоснулась к бокалу. Давай рискни, веселей станет.

Она послушно отпила немного шампанского. Вкус ей не понравился.

Шон покончил с остатками лобстера и, сияя от вина и хорошей еды, откинулся на спинку стула:

– Черт возьми… дай бог, чтобы и остальное было приготовлено на том же уровне. – Он незаметно отрыгнул, прикрыв рот ладонью, и с довольным видом огляделся. – Дафф, бывало, говорил, что хорошо приготовленный лангуст – верный признак того, что…