Тибет и Далай-лама. Мертвый город Хара-Хото - Петр Козлов

Вот показалась вдали и Урга.

Темный величественный массив Богдо-ула дремал, закутавшись в синюю дымку; кровли храмов монгольского молитвенного центра горели под прощальными лучами заходившего дневного светила, а субурганы белели яркими светлыми точками. Стада баранов мирно и не торопясь возвращались с пастбищ к себе домой, где-то далеко-далеко слышалось хлопанье бича. Воздух застыл в чуткой тишине, и усталые путники не нарушали всеобщего покоя своими голосами. Они остановились, как очарованные, с благоговением всматриваясь в неясные очертания столицы Монголии и с облегчением сознавали, что трудное путешествие окончено!

Невольно вспомнился светлый образ Пржевальского, дважды пережившего на этих самых высотах чувства восторга и радости при возвращении на родину. Как тогда, так и теперь обстановка круто изменилась. Наш быт – быт номада – оставался позади; родное европейское чувствовалось уже недалеко. Сильное волнение овладевало всеми нами.

Ввиду высокой воды в Толе, мы решили переночевать здесь, чтобы с зарей следующего дня – двадцать шестого июля – успешнее пройти последние шаги.

Летняя ночь скоро покрыла землю. Прозрачное небо ярко заблестело звездами. Лагерь утих, только изредка слышались голоса мирно переговаривавшихся спутников о том, «что день грядущий нам готовит?.»

Что касается лично меня, то я долго-долго не мог сомкнуть глаз. Воображение рисовало Амдо, Лавран, Куку-нор, Хара-Хото. Как живые, проносились передо мною образы характерных представителей Монголии, Китая, Тибета. Минуты расставания с Далай-ламой бодрили дух, крепили тело и вливали струю сознания о возможности нового последнего путешествия – путешествия, в которое я должен выполнить последний из заветов моего великого и дорогого учителя.

Едва зардела заря знаменательного дня, как караван экспедиции мерно выступил в дорогу, постепенно спускаясь в глубину долины. Тола бушевала – ее высокие, мутные волны с шумом катились, подмывая берега. Караван остановился, крепко подтянул вьюки и стремена и благополучно переправился вброд через широкую реку. Еще один час караванного хода – и вдали замелькало здание родного консульства. Нетерпение росло с каждым шагом. Но вот, наконец, и в воротах знакомого дома, видим родные лица, слышим родную речь. Радушная встреча соотечественников, обоюдные расспросы, письма от друзей и родных, приветственные телеграммы, чистая комната, разнообразные яства, свежее белье – все это сразу настолько обновило путешественников, что прошлое казалось грезами обманчивого сна.

В одной из речей, произнесенных в Русском географическом обществе (РГО), П. П. Семенов-Тян-Шанский назвал Н. М. Пржевальского «героем русской географической науки». Эти слова в полной мере можно отнести и к П. К. Козлову (1863–1935), ученику и наиболее ревностному последователю Н. М. Пржевальского, жизнь которого также была целиком отдана изучению Центральной Азии. Исследовательская деятельность Козлова началась в 1883 г. и продолжалась более 40 лет. В свое последнее путешествие ученый отправился в 1923 г., когда ему было почти шестьдесят. С этой экспедицией, организованной под эгидой РГО и поддержанной советским правительством, он связывал надежду на осуществление давней мечты, завещанной великим учителем, – пройти в запретную для европейцев столицу Тибета Лхасу. Подобный «географический подвиг» достойно увенчал бы дело всей его жизни. Однако в Тибет Козлов не попал, но не по причине неблагоприятной международной политической конъюнктуры, как долгие годы утверждали его биографы, а в результате поистине макиавеллиевской интриги советских властей, прежде всего руководителей ОГПУ и Наркоминдел Ф. Э. Дзержинского и Г. В. Чичерина.

Новые архивные документы, ставшие доступными в последние годы, позволяют существенно дополнить нарисованную ранее картину, особенно в той ее части, которая касается организации экспедиции. Многотрудное поэтапное утверждение Козловым своего проекта в высоких инстанциях (Наркоминдел, Госплан, Комитет науки, СНК), неожиданное вмешательство руководства РАН в планы исследователя с целью взять экспедицию РГО под свой контроль, ликвидация экспедиции Центром, а затем ее возрождение – все это дает повод вновь обратиться к необычной истории последнего путешествия Козлова, взглянуть на него под углом не столько конфронтации науки и политики, сколько их взаимодействия, а также с точки зрения противоречий внутри научного сообщества – следствия еще не сформировавшейся советской системы управления наукой.

Испытание революцией

В октябре 1917 г. П. К. Козлову исполнилось 54 года. За плечами путешественника было пять больших экспедиций – первые три под началом Н. М. Пржевальского, М. В. Певцова и В. И. Роборовского и затем две самостоятельные – Монголо-Камская и Монголо-Сычуаньская (в 1899–1901 и 1907–1909 гг.). Крупнейшее из открытий Козлова, сделавшее его имя всемирно известным, – обнаружение и раскопки в 1908 г. в гобийской пустыне мертвого города Хара-Хото. Это открытие не только дало науке ключи к тайнам тангутской культуры и обогатило российские музеи уникальными художественными коллекциями, но и еще более упрочило приоритет российских исследований в центральноазиатском регионе. В августе 1914 г. Козлов готовился выступить в новое трехлетнее путешествие в Монголию и Тибет, однако этому помешала начавшаяся мировая война. Вместо Азии полковника Генштаба Козлова направили на Юго-Западный фронт, где некоторое время он исполнял должность коменданта городов Тарнов и Яссы. После этого Козлов был командирован в Монголию во главе особой правительственной экспедиции («Монголэкс») с целью организации закупок скота для нужд действующей армии. По ее окончании Военное министерство присвоило ему звание генерал-майора.

О том, как воспринял Козлов бурные события 17-го, особенно октябрьский переворот, мы не знаем. В обширном личном архиве путешественника в РГО и в музее-квартире в Санкт-Петербурге отсутствуют какие-либо документальные свидетельства этого периода, позволяющие судить о его политических пристрастиях. Впрочем, известно, что в прежние годы путешественнику благоволили император и великие князья Николай Михайлович и Константин Константинович (августейшие покровители РГО и Академии наук), живо интересовавшиеся не только азиатскими маршрутами Козлова, но и политической ситуацией вокруг Тибета (Николай II и Константин Константинович, между прочим, обменивались письмами и подарками с 13-м Далай-ламой).