Банкир - Петр Катериничев

— Ну как? Нравлюсь?

Он молчал, разглядывая девушку. Она стояла перед ним нагая и чувствовала, как уверенность покидает ее. А мужчина — безмолвствовал. Сигарета истлела до фильтра, он прикурил новую… Лена чувствовала, что смятение ее нарастает, нужно было…

— Угостите сигаретой?

— Позже.

Он снял трубку, бросил в нее коротко:

— Охрану.

Вошли два совсем не крупных парня, довольно равнодушно посмотрели на голую девчонку.

— Проводите в кабинет, — приказал Альбер.

Те лишь молча кивнули.

— Можно мне одеться? — спросила Лена.

— Ни к чему. Там тепло, — произнес мужчина, едва разлепив губы.

Девушка зябко повела плечами. Страх помимо ее воли нахлынул, затопил с головой… И еще — она чувствовала, что мужчина видит ее страх… Или — он этого добивается? Зачем?

А впрочем… Помнится, ей долго не удавалось преодолеть скованность на подиуме, пока Олег Еремин не сказал ей:

«Будь естественной!» И-у нее все стало получаться…

Что естественно сейчас? Ну да!

Слезы хлынули сами, губы заплясали…

— Ну чего, чего вам нужно?.. Я и так все сделаю… Ну пожалуйста… — Лена разрыдалась в голос, села на ковер, посмотрела на мужчину снизу, произнесла:

— Дайте сигарету, а?

Альбер сидел молча. Он анализировал. Девка — на самом деле напуганная, обескураженная происходящим шлюшка. Ни ее наглость, ни ее сексапильность здесь не работают… И она — почти в отчаянии, не может понять почему… Он бы просто-напросто списал девку в расход за ненадобностью, в графе — недоразумения… Но — Бран распорядился иначе, и сейчас Альбер выполнял его указания. Буквально.

Или — Бран решил ловить финансиста на эту шлюшку? Такие времена давно прошли. Если бы этот парень ловился на такие приманки, то давно бы сгорел, как мотылек. В бизнесе нет места ни любви, ни сантиментам. А секс — давно всего лишь атрибут бизнеса, вроде сауны или обеда в «Савое». Хотя… Может быть, Бран — просто детально просчитал реакцию финансиста? Душа человечья — потемки, а уж у того, кто возится не с людьми, а с колонками цифр, — ее, возможно, нет вовсе.

Из догадок кафтана не сошьешь, а вот выйти на Брана, чтобы он этого не узнал… Непростецкая задачка… А разве операция по устранению Магистра была простой?..

Ну а сейчас… Сейчас нужно было выполнять указание Брана.

Альбер вынул пачку сигарет, зажигалку. Передал одному из парней:

— Оставьте у нее.

— Мне уйти? — спросила Лена.

— Да. Тебя проводят.

— А обуться хотя бы можно?

— Да.

Девушка надела короткие сапожки и пошла за парнем. Второй следовал сзади, она чувствовала его взгляд. Мысли мелькали панически: может быть, врезать тому, что впереди, по башке и убежать?.. Ей вдруг вспомнился тот, летний давний случай, с Валькой и этим козлом Цаплей… Тогда… Тогда тоже было страшно, но не так.

— Мы пришли.

Парень распахнул дверь, вошел, положил на стеклянный дымчатый столик пачку сигарет и зажигалку. Одинцова вошла следом и почувствовала, как ее страх превращается в дикий, животный ужас. Комната напоминала кабинет зубного врача: здесь стояла кушетка, лежачее «кресло», похожее на зубоврачебное, но с двух сторон свисали прочные ремни, чтобы фиксировать «пациента»; за слегка тонированным оргстеклом запертых шкафов угадывался блеск медицинских инструментов… Или — не медицинских?.. Стены были абсолютно белыми; стерильно чистым бельем были застелены и кушетка, и кресло…

— Ждите, — бросил парень и вышел.

«Чего?» — хотела прокричать ему вслед девушка, но ее беспомощный взгляд уткнулся в закрывшуюся, обитую белым дерматином дверь. Лязг металлического замка и — тишина.

Она опустилась на холодную простыню кушетки и замерла. Больше всего ей хотелось умереть, сейчас, сразу, пока…

Что будет — она не знала.

Может быть, вскрыть вены?.. Но шкафы — заперты, а стекло, это видно сразу, особое — его не разбить и молотком… Или — вытянуть из сапожек шнурки и — удавиться?.. Бред…

Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась. В двери был наружный телескопический глазок; она была уверена, что кто-то сейчас рассматривает ее, внимательно, алчно… Господи, что же с ней теперь будет?..

Девочка сжалась от какого-то обреченного Отчаяния и завыла, будто маленький щенок, провалившийся невесть куда и чутьем понимающий, что выбраться не сможет. Никогда.

Проснулся я от толчка.

Колян ругался длинно и виртуозно. Гляжу в оконце — подъезжаем к Курскому.

Поезд пришел час назад, мы опоздали. Видя мое кислое лицо, Колян прокомментировал:

— Так мы по той Москве уже час и крутимся. Не проехать, да и развязки я не знаю… А перед бампером такие лизаные борта мельтешат, что так и просится — врезать! Чтоб не выдребывались! Где причалить-то?

Прикидываю. Разворачиваться, потом пилить к Курскому снова…

— Приткнись где-то вон там, сбоку.

— Сделаем.

— Держи, — протягиваю ему пачку баксов, никак не меньше шести сотен полтинниками, реквизированную у блондина: ему не пригодятся, а Колян на эти деньги, глядишь, к машине не только бронированный бампер, он к ней крылья приспособит! — Только — подожди чуток, мало ли…

— Да подожду. — Он припарковал машину у скверика. — Чтобы менты не согнали — капот открою, сломался, и все тут…

— Ага. — Я выскочил было из машины…

— Погоди, Серега!

— Да?

— Держи. — Колян протягивает мне черную вязаную шапочку. — А то ты с бинтами на голове — как комиссар в каком кино…

— Спасибо.

Натягиваю шапочку и бегу к вокзалу. Прихрамываю. Нога затекла от сидения, ничего, разойдется. Да и обращать внимание на такую мелочь, как боль, — это воощее. Есть! Поезд еще не успели отогнать на запасные. Иду вдоль вагонов. У одного — встречаю торопящуюся тетю, по виду — проводницу.

— Скажите, вы с этого поезда?

— Ну… — не сбавляя шага, разлепляет она губы.

— А из какого вагона?

— А тебе что за дело?

— Я в Репнинске отстал.

— В Репнинске?

— Ну да.

— Вещи, что ли, забрать? Так лишних у нас не нашлось.

— Да нет. Я с подругой ехал…

— А-а-а… Нашлась пропажа…

— Какая пропажа?

— Да ты и есть. У нас две: проводник исчез, ну и ты. На тебя бы внимания никто не обратил, а проводник — он все же лицо служилое… Бригадир — рвет и мечет! Вы с ним не вместе, случаем, были?