Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 - Нелли Шульман

потеряла, да и черт с ним. С Аароном я больше не встречусь. Какая разница, пусть Иосиф, Тупица, да хоть все мужчины мира. Мне все равно, что они со мной делают. Это как таблетки, лекарство от боли… – она вцепилась в ванную, слушая тяжелое дыхание сзади:

– Надо подождать, и все закончится. Мне станет хоть немного легче… – по лицу покатились слезы: «Мне все равно, что случилось, и что еще будет. Все равно».

Часть восьмая

Южная Америка, весна 1960

Пунта-Аренас

По жестяным крышам города барабанил надоедливый дождь. Бежевый камень кафедрального собора Святейшего Сердца Иисуса покрылся темными потеками воды. В нефе было зябко, прихожане не снимали кашемировых пальто, шарфов шотландской шерсти. Маленькие дети сидели на мессе с родителями, девчонки и мальчишки постарше устраивались на задних рядах. Оттуда доносилось шевеление, шуршание, по гулкому залу метались смешки. Поправляя на носу простые очки в стальной оправе, епископ строго замечал:

– В соборе надо вести себя подобающе… – он гнусавил, – Иисус, Мадонна и все святые смотрят на вас, дорогие дети… – в его испанском языке слышался славянский акцент. Епископ Борич родился в Пунта-Аренасе, где с прошлого века жило много хорватов:

– Дома они говорят на своем языке… – темноволосая девочка поерзала на скамье, – а на улице по-испански. Мы с папой тоже так делаем, только у нас родной язык немецкий…

Тезка епископа, сеньор Вольдемар Гутьеррес, уважаемый владелец большой эстансии на окраине города, недавно приобрел консервную фабрику. Сардины и лосось с маркой Пунта-Аренаса поставлялись в столицу страны, Сантьяго, и даже в Буэнос-Айрес. Кларе нравилась столица Аргентины:

– Там много кафе, – восторженно говорила она подружкам, – музеи и даже опера с балетом. Папа обещал повести меня на рождественское представление «Щелкунчика»…

Кроме рабочих забегаловок, в Пунта-Аренасе имелось всего одно приличное кафе, содержавшееся семьей выходцев из Италии. После воскресной мессы сеньор Гутьеррес всегда сидел с дочерью в элегантном зале с камином и мраморными полами. За мороженым с вафлями и какао, для Клары, за сигарой и кофе для себя, он рассказывал о Милане и Риме. Клара знала, что до войны отец жил в Европе:

– Он немец, но родился в Южной Америке, поэтому у нас испанская фамилия. Он был коммивояжером, часто навещал Старый Свет. Там он познакомился с сеньором Ритбергом фон Теттау… – сеньор Массимо, как его называла Клара, прогостив с племянником Пасху в Пунта-Аренасе, на прошлой неделе отправился в Аргентину. Девочку ткнули в бок, она услышала быстрый шепот:

– Когда Адольфо еще приедет? Ты обещала дать его адрес, мы хотим с ним переписываться… – Клара закатила красивые черносмородиновые глаза, в длинных ресницах. Девочки в католической академии Святой Мадонны Милосердной, лучшей школе Пунта-Аренаса, не давали прохода Адольфо Ритбергу:

– Он приятно выглядит, – соглашалась Клара, – и он европеец, девчонки их никогда не видели. Но для меня он только товарищ. И вообще, мне всего одиннадцать… – в рабочих кварталах Пунта-Аренаса девочки полукровки часто уходили из школы в двенадцать лет:

– Они работают поденно, в четырнадцать идут на фабрики, а потом венчаются. Или не венчаются, а просто живут с мужчинами… – Клара передернулась: «Ужас».

Они с Адольфо ездили по старинным индейским стойбищам вокруг Пунта-Аренаса. Подросток отлично водил машину. Отец и сеньор Массимо спокойно отпускали Клару на экскурсии в его компании. Кроме мощного американского виллиса и британского лимузина, сеньор Гутьеррес владел хорошим катером. Клара часто ходила с отцом на рыбалку к близлежащим островам:

Порывшись в кармане итальянского пальто, из кашемира цвета клюквы, она вытащила пакетик леденцов. Девочка захрустела конфетой:

– Адольфо тоже стоит за штурвалом. Он спортивный парень, как и я. То есть я девочка… – Клара мимолетно улыбнулась. Сеньор Гутьеррес, разумеется, не разрешал дочери гонять с мальчишками в футбол, однако в школе Клара преуспевала в гимнастике и плавании:

– Жалко, что у нас нельзя играть в баскетбол… – вздохнула она, – я высокая, прыгучая… – скрестив худые ноги в темных чулках, она отозвалась:

– Дам адрес, не волнуйся. Смотри, кто-то в носу ковыряется… – парни всегда усаживались отдельно от девочек, через проход. Государственные школы в Пунта-Аренасе были смешанными, но сыновья обеспеченных семей ходили в частную епархиальную академию:

– Папа на мои дни рождения приглашает только девочек, – поняла Клара, – если бы не Адольфо, я бы и не подходила близко к мальчишкам… – сеньор Гутьеррес наставительно утверждал, что у отцов есть особые обязанности. Перед Пасхой он повел Клару к семейному врачу, пожилому выходцу из немецких эмигрантов:

– Настало время поговорить с тобой о женском здоровье, – заметил отец, – ты вступаешь в девичий возраст… – медсестра в школе пока ни о чем не упоминала, ограничиваясь наставлениями о правильном мытье рук. Побывав в кабинете доктора, Клара немедленно сообщила подружкам новые сведения:

– Кровотечение каждый месяц, – она поежилась, – но еще ничего не начиналось… – у доктора Клара поинтересовалась, можно ли в это время купаться:

– Его чуть удар не хватил, – смешливо подумала девочка, – он сказал, что юные фрейлейн должны оставаться в постели… – она рассеянно обвела глазами сырой неф:

– В Америке девушки носят джинсы, танцуют рок и слушают Элвиса Пресли, а здесь со времен Магеллана ничего не изменилось… – рок-музыку Клара ловила втайне от отца. Адольфо Ритберг признался ей, что поступает так же:

– Дядя Макс, как и твой папа, предпочитает Моцарта, Бетховена и Вагнера… – подросток развел руками, – что поделаешь, старики есть старики…

На тонком запястье девочки зазвенел массивный, серебряный браслет. Клара никогда не расставалась с безделушкой, памятью об умершей матери. В школе не разрешались украшения, но по просьбе сеньора Гутьерреса для девочки сделали исключение. Отыскав в кармане жестяную трубку, оторвав уголок от напечатанного на плохой бумаге приходского листка, заложенного в молитвенник, Клара сжевала катышек. Бумага ударилась в щеку ковырявшегося в носу парня, девчонки прыснули.

На кафедре священника закачался колокольчик. В соборе еще не сняли украшения от прошедшей неделю назад Пасхи. Кафедра утопала в цветах, доставленных из Европы и Северной Америки:

– Но гиацинты и сирень немного завяли, – поняла Клара, – сирень пожертвовал папа… – корзины доставили самолетом из Мексики, где цвела сирень. Архиепископ Борич откашлялся:

– Перед заключительным гимном я хочу представить гостя из Ватикана, находящегося в нашей епархии с пастырским визитом… – соседка Клары открыла рот:

– Он похож на голливудского актера, этот прелат… – зашептала девочка, – смотри, какой красавец… – все дамы в соборе уставились на алтарь. Высокий, широкоплечий святой отец носил строгое, черное облачение иезуитов, с белым воротничком. На загорелом лице блестели голубые глаза, он провел рукой по светлым, коротко стриженым волосам.

Взойдя на кафедру, звонко чихнув, он широко улыбнулся:

– Простите. Я не ожидал встретить здесь цветущую сирень… – архиепископ добавил: «Отец Симон Мендес, добро пожаловать в Пунта-Аренас».

Большую гостиную хозяйского дома эстансии Гутьерресов, со сложенным из океанских валунов камином, украсили шкурами лам и ягуаров. На стене висела искусная выделанная голова черной пумы:

– Моя добыча из Парагвая… – сеньор Вольдемар наклонил бутылку над бокалом священника, – чилийское вино не сравнить с итальянским, но, уверяю, что и здесь имеются неплохие винтажи, отец Мендес… – раздвижной стол ломился от тарелок с жареным мясом. Острый перечный соус растекался по стейкам. Слуги носили в гостиную горячие, только с гриля, овощи. Во дворе над решеткой для асадо поднимался дымок:

– Американцы, то есть вы, – сеньор Вольдемар усмехнулся, – называют такую забаву барбекю. Мы пользуемся испанским словом… – отец Мендес взглянул на шварцвальдские часы черного дерева в углу гостиной:

– Должно быть, ваша родовая вещица… – бизнесмен, как себя называл сеньор Вольдемар, кивнул:

– Именно так. Моя семья живет в Южной Америке с прошлого века. Как видите, у нас испанская фамилия, хотя, по происхождению мы немцы… – оказалось, что отец Мендес владеет немецким языком:

– У меня тоже есть эта кровь… – он небрежно пил вино, – в Америке, все смешалось. У меня в семье встречались испанцы, немцы, французы… – он принял от хозяина дома серебряную шкатулку с сигаретами, – но все они католики, разумеется… – асадо сеньор Вольдемар