Вавилон - Ребекка Ф. Куанг

взгляд задержался на Робине, и она, казалось, готова была что-то сказать, — но потом поджала губы и поспешила за дверь.

В последние минуты перед отъездом аспирантов Энтони обсудил хозяйственные вопросы с Робином, Рами и Викторией. На кухне было достаточно провизии, чтобы продержаться неделю, а если они будут довольствоваться кашей и соленой рыбой, то и дольше. Со свежей питьевой водой было сложнее — Старая библиотека получала воду из городских насосов, но они не могли запускать краны слишком поздно ночью или слишком долго в любое время, так как дренаж в других местах мог привлечь внимание. В остальном в библиотеке было более чем достаточно книг, чтобы занять их, хотя у них имелся строгий приказ не вмешиваться ни в какие текущие проекты в мастерской.

— И старайтесь как можно больше находиться внутри, — сказал Энтони, закончив собирать сумку. — Можете по очереди выходить во двор, если хотите, но говорите потише — гламур время от времени дает о себе знать. Если вам нужно подышать свежим воздухом, делайте это после захода солнца. Если испугаетесь, в шкафу для метел есть винтовка — я надеюсь, что вам никогда не придется этого делать, но если придется, может ли кто-нибудь из вас...

— Я справлюсь, — сказал Робин. — Я думаю. Это тот же принцип, что и у пистолета, верно?

— Это достаточно близко. — Энтони зашнуровал ботинки. — В свободное время повозись с ней; вес немного отличается. Что касается комфорта, то мыло и прочее вы найдете в шкафу в ванной. Не забудьте каждое утро выгребать пепел из камина, иначе будет душно. Раньше у нас была ванна для стирки, но Гриффин разрушил ее, возившись с бомбами. Ты можешь несколько дней не переодеваться, не так ли?

Рами фыркнул.

— Это вопрос к Летти.

Наступила пауза. Затем Энтони спросил:

— Где Летти?

Робин взглянул на часы. Он не заметил, как пролетело время; прошло почти полчаса с тех пор, как Летти вышла из дома.

Виктория встала.

— Возможно, мне следует...»

Возле входной двери что-то пронзительно закричало. Звук был настолько резким и грубым, так похожим на человеческий крик, что Робин не сразу понял, что это чайник.

— Черт побери. — Энтони опустил винтовку. — Во двор, быстро, все вы...

Но было уже поздно. Крики становились все громче и громче, казалось, что стены библиотеки вибрируют. Секунды спустя входная дверь поддалась, и внутрь ввалились оксфордские полицейские.

— Руки вверх! — крикнул кто-то.

Аспиранты, похоже, тренировались на этот случай. Кэти и Вимал вбежали из мастерской, каждый держал в руках серебряные слитки. Илзе бросила свой на возвышающийся стеллаж; он упал вперед, запустив цепную реакцию, которая обрушила дорожку перед полицейскими. Рами бросился вперед, чтобы помочь, но Энтони крикнул:

— Нет, прячьтесь — читальный зал...

Они попятились назад. Энтони захлопнул за ними дверь. Снаружи они слышали грохот и треск — Энтони крикнул что-то похожее на «Маяк», и Кэти что-то крикнула в ответ — аспиранты сражались, сражались, чтобы защитить их.

Но какой в этом был смысл? Читальный зал был тупиком. Там не было ни дверей, ни окон. Они могли только прятаться за столом, вздрагивая от выстрелов снаружи. Рами зашумел, что надо забаррикадировать дверь, но как только они отодвинули стулья, дверь распахнулась.

В проеме стояла Летти. В руках у нее был револьвер.

— Летти? — спросила в недоумении Виктория. — Летти, что ты делаешь?

Робин почувствовала очень короткое, наивное облегчение, прежде чем стало ясно, что Летти здесь не для того, чтобы их спасать. Она подняла револьвер и прицелилась в каждого из них по очереди. Казалось, она вполне освоилась с оружием. Ее рука не дрогнула под его тяжестью. Зрелище было настолько абсурдным — их Летти, их чопорная английская роза, владеющая оружием с такой спокойной, смертоносной точностью, — что он на мгновение подумал, не галлюцинации ли это.

Но потом он вспомнил: Летти была дочерью адмирала. Конечно, она умела стрелять.

— Поднимите руки над головой, — сказала она. Ее голос был высоким и чистым, как полированный хрусталь. Она говорила как совершенно незнакомый человек.--  Они никого не тронут, если вы будете идти тихо. Если вы не будете сопротивляться. Остальных они уже убили, но вас они возьмут живыми. Невредимыми.

Виктория посмотрела на конверт на столе, а затем на потрескивающий камин.

Летти проследила за ее взглядом.

— Я бы не стала этого делать.

Виктория и Летти стояли, глядя друг на друга, тяжело дыша, всего на мгновение.

Несколько вещей произошли одновременно. Виктория бросилась за конвертом. Летти взмахнула пистолетом. Инстинктивно Робин бросился к ней — он не знал, что хотел сделать, только был уверен, что Летти ранит Викторию, — но как только он приблизился к ней, Рами толкнул его в бок. Он упал вперед, споткнувшись о ножку стола...

И тут Летти разрушила мир.

Щелчок, удар.

Рами рухнул. Закричала Виктория.

Робин упал на колени. Рами был вялым, неподвижным; он изо всех сил старался перевернуть его на спину.

— Нет, Рами, пожалуйста... — На мгновение он подумал, что Рами притворяется, ибо как такое возможно? Всего секунду назад он был на ногах, живой и подвижный. Мир не может закончиться так внезапно; смерть не может быть такой быстрой. Робин похлопал Рами по щеке, по шее, по чему угодно, лишь бы вызвать реакцию, но все было бесполезно, глаза не открывались — почему они не открывались? Конечно, это была шутка; он не видел крови — но потом заметил ее, крошечную красную точку над сердцем Рами, которая быстро разрасталась наружу, пока не пропитала рубашку, пальто, все вокруг.

Виктория отступила от камина. Бумаги потрескивали в пламени, превращаясь в пепел. Летти не сделала ни единого движения, чтобы забрать их. Она стояла ошеломленная, широко раскрыв глаза, револьвер безвольно висел у нее на боку.

Никто не двигался. Все смотрели на Рами, который был неоспоримо, необратимо неподвижен.

— Я не... — Летти прикоснулась пальцами ко рту. Она потеряла спокойствие. Теперь ее голос был очень пронзительным и высоким, как у маленькой девочки. — О, мой Бог...

— О, Летти, — тихо стонала Виктория. — Что ты наделала?

Робин опустил Рами на пол и встал.

Однажды Робин спросит себя, почему его шок так легко перешел в ярость; почему его первой реакцией было не неверие в это предательство, а черная, всепоглощающая ненависть. И ответ ускользнет от него, потому что он будет на цыпочках ходить вокруг запутанного