Ратоборцы - Алексей Югов

Там, у самой оконечности гор, прижатые спиною к скалам Сванетии, лицом оборотившись к врагам, стояли последние витязи Карталинии, стоял Джакели, а с ним – и азнауры его, и виноградари, и пастухи.

Орда вхлестывалась в глухие каменные щеки утесов и отступала. И вновь натискивала и отваливала обратно в ропоте и в крови…

Подобно тому как стиснутый в опрокинутом под водою кубке воздух может противостоять целому океану, так Саргис Джакели со своими людьми противостоял натиску ордынских полчищ в дебрях и скалах Сванетии и Хевсуретии. Таков был тот человек, которого прислал к Невскому, со своим тайным словом, старший из царей Грузии, Улу-Давид.

Джакели был уж не молод – лет около шестидесяти. Чуть помоложе был второй спутник – посол Давида-младшего – Бедиан Джуаншеридзе.

Оба грузинских посла и видом одежды, и строгим расчесом длинных, с проседью, вьющихся по концам волос, и горделивостью осанки напоминали знатнейших наших бояр – ближе всего бояр новгородских, но пошиб Византии, повадки двора Ангелов и Комненов сквозили в каждом их движении. Сдержанный пафос речи, цветистое и радушное велеречие, без которого, как без соли трапеза, немыслим знатный грузин, и оплавленность, и горделивость жестов – все говорило об их знатном происхождении.

Лица их были смуглы. И оттого еще более сверкали великолепные зубы, обнажаемые в замедленной улыбке под густыми с проседью усами.

Горы, на которых тысячелетиями клюет и терзает Прометееву печень клювастый Зевесов орел; горы, на которых тоже тысячи лет выклевывали и раздирали и самое сердце великому народу Грузии всевозможные хищники: от орлов Рима до серого кречета – Чингиз-хана, – эти грозные горы как бы отложили свой отпечаток в резкости очертаний лица того и другого грузина.

У старшего, у Джакели, лицо было более грозным и, пожалуй, более грубым и носило следы сабельных ударов. Его усы, опущенные книзу, потом выгнутые, были толсты, напоминая собою турьи рога. Подбородок – выбрит.

Его спутник – Бедиар Джуаншеридзе – выглядел несравненно изящнее и тоньше – и лицом, и складом, и речью. Да оно и не удивительно: от младых ногтей это был и философ, и ритор, и законовед. Еще при жизни царицы Русудан – этой ничтожной дщери великой матери[39]– князь Бедиан блистательно закончил свое образование в Константинополе и вернулся на родину, в Сакартвело, полагая, что он везет народу своему бесценные сокровища, что станет помощником царей в борьбе с лихоимством, и неправосудием, и запутанностью законов и обычного права.

Но по прибытии его в Грузию выяснилось, что не перед кем испытать юноше ни красноречия своего, ни искусства струить складки своей тоги, ни своих, перед зеркалом разработанных, рукодвижений судебного ходатая и оратора!

Орды Субедея, пройдя Хорезм и Иран, громили Сакартвело. Татарин-кентавр – народ, сросшийся с лошадью, покрыл сплошь благословенные, ущедренные солнцем холмы Грузии. Дыша грабежом и убийством, монголы текли по стране, уничтожая не только все дышащее, но и все зеленеющее.

После первого поражения грузинских войск, которыми предводительствовал верховный атабек Иванэ – кичливый фантаст, задумавший одно время остановить татар с помощью крестного хода, – ужас и отчаянье овладели и рядовым дворянством Грузии, и эриставами княжеств и областей, а в первую очередь самой несчастной царицей Русудан.

Она металась между Тбилиси и Кутаиси, пока не укрылась в Сванетии. Татары же, как во всякой не покорившейся сразу стране, принялись уничтожать непокорную грузинскую знать, военное сословие, порабощать и грабить виноградаря и скотовода, угонять в плен ремесленников.

Народ поголовно взялся за оружие. Картли, Имеретия, Мингрелия, Гурия, Сванетия и Абхазия восстали единодушно. И тогда-то во главе наспех собранных азнаурских дружин встал Джакели.

Его отряды обрастали ополчением народа, который, заслышав зов бранной трубы, волна за волною, выливался из своей извечной скалистой цитадели – Сванетских гор – на покинутые им родные холмы и долины и устремлялся на татар.

Армия Субедея, пробираясь с невероятными усилиями сквозь каменные жабры ущелий, имея прямо перед собою заоблачную стену Кавказского хребта, рвясь к просторам южнорусских степей, вдруг получила внезапную кровавую потылицу от грузин, которых не ведавший поражений Субедей считал уже давно либо истребленными, либо подклонившими свои гордые выи под деревянный многопудовый хомут наплечной колодки.

В стремленье вырваться из гулкого каменного бурдюка, где уже Тереком текла татарская кровь, разъяренный хан приказал громоздить, наваливать в пропасти и ущелья все, что только могло хоть на вершок поднять колеса монгольских ароб. Китайские пленные инженеры пытались бурить скалы, дабы взорвать их заложенным в скважины порохом, однако вскоре Субедей отменил свой приказ, когда увидел, что гибель армии придет прежде, чем инженеры успеют хоть чего-либо достигнуть.

Он велел валить в ущелья глыбы, камни, деревья и хворост; наконец сгруживали в пропасть, наезжая конями, тысячи гонимых перед собою рабов и толпы захваченного окрест населения, не беря даже труда предварительно умертвить кладомых в те плотины людей: зачем? – умрут и так, когда тысячи конских копыт пройдут по этим завалам.

На дно последней стремнины, уж перед самым хребтом, приказано было ринуть шатры, кибитки, тюки награбленного сукна и ковров! Тщетно: все так же в недосягаемой выси стояла бессмертная иерархия снеговых исполинов! Казалось, они были совсем рядом, но еще неделю ползли, еще неделю клали кровавую борозду по ущельям и осыпям татары, карабкаясь к этим бессмертно блистающим снеговым исполинам, и они оставались все столь же недосягаемо близкими…

Монголам Субедея там, впереди, грозила голодная гибель, позади – Джакели.

И если бы случайно захваченная татарами кучка предателей-беглецов не вывела армию Субедея вправо – на путь Каспийских ворот, – то… не было бы битвы на Калке…

Весть о первой победе над татарами пронеслась звуком длинной медной трубы и столбами дымных костров от вершины к вершине. И до самого Рима, до слуха папы Григория, донеслась эта весть.

Верховный совет, дидебулы Грузии, вместе с царицею Русудан воззвали к «наместнику Христа» о срочной подмоге, о том, чтобы повелел рыцарям, залегшим в Константинополе, устроившим герцогство Афинское и склады товаров в Парфеноне, захватившим половину Балкан, двинуться в истинный крестовый поход против монгольских орд.

На грамоту Русудан, в которой она извещала римского первосвященника о победе над татарами, об их поспешном уходе в южнорусские степи, папа не дал ответа. Однако легаты – явные и тайные – вымогали у народа и правителей Грузии отступничества от православия, отказа от союза с Ласкарисом, императором греков, и требовали, чтобы грузины признали папское владычество.

Послана была наконец и папская ответная булла царице Русудан… с двадцатилетним опозданьем, когда иго Азии уже налегло и на Русскую Землю.