Лучшие рассказы - Нил Гейман

На погребальную службу пришли я, мой друг Ватсон, наша с Майкрофтом кузина Гарриет и, в соответствии с последней волей усопшего, больше ни единой живой души. Такие институции, как государственный аппарат, Министерство иностранных дел и клуб «Диоген», прямо-таки блистали своим полным отсутствием. При жизни Майкрофт был затворником и остался им после смерти. В общем, там были мы трое и пастор, который брата не знал и не имел никакого понятия, что опускает в могилу самую длинную руку британского правительства.

Четверо дюжих молодцев ухватились за веревки и препроводили моего брата к месту последнего упокоения, изо всех сил стараясь не ругаться по поводу веса гроба. Я дал каждому по полкроны.

Майкрофту было всего пятьдесят четыре. Глядя, как он отплывает на ту сторону, я все еще слышал его сиплый, отрывистый шепот: «Вот преступление, достойное тебя, братец…»

* * *

Произношение у незнакомца оказалось не такое уж плохое, хотя запас слов – определенно небольшой. Говорил он вроде бы на каком-то местном диалекте, хотя, может, и нет, зато схватывал и вправду быстро. Старый Гао отхаркивался и сплевывал в уличную пыль. Общаться ему не хотелось, а тем более вести странного чужака на холмы и тревожить пчел. Чем меньше ты беспокоишь пчел, тем лучше они делают свое дело. А если они покусают этого варвара, что тогда?

Волосы у него были бело-серебряные и редкие, а нос – первый варварский нос, какой довелось увидать Старому Гао, – огромный, крючковатый и похожий на орлиный клюв. Кожа его, изрезанная глубокими морщинами, загорела не меньше, чем у самого Гао. Китаец не был уверен, что сможет прочесть варварскую рожу с тою же легкостью, что лицо нормального человека, но, присмотревшись, решил, что личность перед ним чрезвычайно серьезная и, судя по всему, несчастная.

– Чего тебе надо?

– Я изучаю пчел. Ваш брат сказал мне, у вас тут есть большие черные пчелы. Редкие, необычные пчелы.

Старый Гао только плечами пожал. Просвещать чужака по поводу степеней родства он посчитал излишним.

А чужак между тем осведомился, кушал ли Старый Гао, и, узнав, что нет, распорядился, чтобы вдова Чжан подала им супу и рису и вообще всего самого лучшего, что найдется у нее на кухне. Это оказалось варево из черных древесных грибов и овощей и к нему мелкие прозрачные речные рыбки, размером чуть больше головастиков. Двое мужчин поели в молчании. Когда они закончили, странник сказал:

– Вы оказали бы мне большую честь, согласившись познакомить с вашими пчелами.

Старый Гао опять отмолчался, но гость уже встал, щедро расплатился с вдовой Чжан и закинул мешок на спину. Потом он подождал, и когда Старый Гао пустился в путь, просто пошел за ним. Мешок свой он нес так, будто весу в нем не было никакого. Сильный для старика, подумал Старый Гао, интересно, все варвары такие?

– Откуда ты пришел?

– Из Англии.

Гао припомнил, как отец рассказывал ему про войну с англичанами, про торговлю, про опиум… но это было совсем давно.

Они поднялись по склону холма – или, может, горы, кто его разберет, – слишком крутому и каменистому, чтобы его можно было разбить на поля. Старый Гао затеял проверить выносливость незнакомца, шагая быстрее обычного, но тот легко поспевал рядом, да еще и мешок на спине тащил.

Впрочем, он все же несколько раз останавливался рассмотреть цветы – мелкие белые цветочки, распускавшиеся ранней весной по всей долине и только поздней – тут, у Гао. На одном из цветков сидела пчела, и варвар встал на колени, чтобы как следует ее разглядеть. Потом полез в карман, извлек огромное увеличительное стекло и изучил насекомое сквозь него, а потом записал что-то в маленький карманный блокнот – совершенно варварскими, непонятными буквами.

Старый Гао никогда прежде не видал увеличительного стекла и тоже наклонился, поглядеть на пчелу – могучую, черную, совсем не такую, как все прочие пчелы в долине.

– Это одна из ваших?

– Да. Или просто такая же.

– Ну, пусть себе ищет дорогу домой, – сказал незнакомец, убрал стекло и не стал тревожить пчелу.

* * *

Крофт

Ист-Дин, Сассекс

11 августа 1922 года

Мой дорогой Ватсон,

нашу сегодняшнюю послеобеденную дискуссию я принял близко к сердцу и тщательно обдумал. Думаю, теперь я готов изменить свое мнение.

Я согласен, чтобы вы опубликовали свой отчет о событиях 1903 года и, в частности, о последнем деле перед моей отставкой, на следующих условиях.

Помимо обычных модификаций, которые вы всегда производите для сокрытия подлинных имен и топонимов, предлагаю вам заменить суть рассматриваемого вопроса (я говорю о саде профессора Пресбери и больше упоминать его здесь не намерен) обезьяньими железами или какой-нибудь вытяжкой из тестикул человекообразной обезьяны или лемура, присланной из-за границы таинственным доброжелателем. Возможно, одним из побочных эффектов этого чудодейственного экстракта будет свойственная профессору Пресбери новая, обезьяноподобная манера двигаться (например, его могут прозвать «Подкрадывающимся» или как-то так) или способность взбираться на деревья и по стенам зданий. Может быть, он даже отрастит себе хвост… хотя это, пожалуй, будет слишком причудливо даже для вас, Ватсон, – но не более причудливо, нежели прочие барочные украшения, которыми вы столь щедро уснащаете в своих повестях рутинные события моей жизни и работы.

Вдобавок я сочинил нижеследующую речь, которая должна быть приведена от первого лица по окончании вашего повествования. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы там непременно было какое-то подобное эссе, в котором бы я выступал против слишком долгой жизни и идиотских импульсов, заставляющих всяких идиотов делать идиотские вещи для продления своих идиотских жизней.

Человечество, дорогой Ватсон, находится в опасности, и весьма реальной опасности. Если бы мы могли жить вечно, если бы бесконечная юность вдруг оказалась доступна детям Адама, люди материальные, чувственные, мирские тут же кинулись бы продлять свое бессмысленное существование. Люди же духовные все равно не станут избегать высшего призвания. Выживут слабейшие, наименее достойные. Представляете, в какую выгребную яму превратится наш бедный мир?

Что-нибудь в этом духе меня, полагаю, вполне удовлетворит.

Пожалуйста, покажите мне законченный материал, прежде чем отсылать его издателям.

Остаюсь ваш старый друг и покорнейший слуга,

Шерлок Холмс

* * *

До пчел Старого Гао они добрались только ближе к вечеру. Серые деревянные ящики ульев сгрудились позади строения столь простого, что оно вряд ли могло именоваться хижиной. Четыре столба, крыша да занавески из промасленной ткани, защищающие от свирепых весенних ливней и летних гроз. Для тепла имелась маленькая угольная жаровня – если сесть поближе и накрыться вместе с ней одеялом, вполне можно согреться; на ней же и готовили. Деревянный топчан посредине с древней глиняной подушкой служил ложем на тот случай, если Старый Гао вдруг решит заночевать в холмах вместе с пчелами. По большей части такое случалось осенью, когда он собирал основной урожай. По сравнению с пасекой кузена меда, конечно, было мало, но все же довольно, чтобы иногда подождать дня два или три, пока соты будут готовы, а затем разломать их на куски, раздробить в кашу и процедить через тряпицу в специально затащенные сюда, на холм, ведра и корчаги. Все, что оставалось – липкий, неочищенный воск, частицы пыльцы и почвы, пчелиную пульпу, – он плавил в горшке, чтобы получить чистый воск, а сладкую воду отдавал снова пчелам. Потом нес мед и восковые слитки вниз, в деревню на продажу.