Сага об Элрике Мелнибонэйском - Майкл Муркок

Оуна проводила меня в отведенное мне помещение, подождала, пока я приведу себя в порядок, и лишь тогда заговорила о принципах мироздания. После достаточно продолжительного разговора мы вышли на улицы Мо-Оурии — большого, кипучего города, куда более космополитичного, нежели я мог предположить. С первого взгляда становилось ясно, что далеко не всех людей изгоняют в темную страну. Нам попадались целые кварталы, где жили бок о бок люди сотен национальностей, где происходило великое смешение культур, в том числе и культуры офф-моо, слившейся с человеческой. Мы проходили через уличные развалы наподобие тех, какие я видел в Кельне, между домами, которые вполне уместно смотрелись бы во французских средневековых городках. По всей видимости, пришельцы из верхнего мира появились в Мо-Оурии не вчера, успели здесь осесть и обустроиться, но сохранили при этом свои обычаи, разве что позаимствовав некоторые чужие традиции.

Наряду с привычным в глаза бросалось и экзотическое. Оуна провела меня мимо базальтовых и гагатовых террас, украшенных блеклым лишайником, мимо балконов из тусклого известняка; на этих террасах и балконах виднелись существа, почти неотличимые от камня, который их окружал. А висевшая над городом вечная, искрящаяся ночь обладала собственным обольстительным очарованием. Теперь я понимал, отчего столь многие желают поселиться здесь. Конечно, ты остаешься без солнечного света и полей весенних цветов, зато можешь быть уверен, что тебя не втянут в конфликт, который мгновенно лишит всех вокруг и того, и другого.

Да, я понимал людей, решивших остаться здесь, и симпатизировал им, но сам я ни за что не выбрал бы подобный удел: меня по-прежнему манила поверхность — и прежде всего вспоминались крепкие, розовощекие веселые крестьяне из Бека… Никто из жителей Мо-Оурии не выглядел живым в полном смысле этого слова, пускай они и получали наслаждение от своего образа жизни и к их услугам были все блага подземной цивилизации. Огромная толща скал над головой, темные земли, о которых, вне сомнения, известно всем, непрекращающийся шум воды, слегка преувеличенная вежливость, с которой как-то не рассчитываешь столкнуться в кипении столичных страстей… Я восторгался городом, но более не испытывал желания остаться в нем навсегда. Меня тянуло на поверхность — в Германию, домой.

Вдруг накатило жестокое разочарование, близкое к отчаянию. Я любил свою страну и свой мир.

Все, что мне требовалось, — возможность сражаться за то, что я считал благородным и достойным уважения. Я рвался туда, где мои соотечественники противостояли трусливому гитлеровскому террору. Где мужественные люди бросали вызов жестоким филистерам, вознамерившимся растоптать великие ценности нашей культуры. Я выложил все это Оуне, пока мы пробирались по извилистым улицам-каньонам, любуясь архитектурой и красотами природы и обмениваясь изысканно вежливыми приветствиями со встречными.

— Поверьте мне, граф Ульрик, — ответила девушка, — если нам повезет, у вас появится сколько угодно возможностей сражаться с нацистами. Но прежде необходимо многое сделать. Битва разворачивается по крайней мере в трех плоскостях мироздания, и сейчас кажется, что наши враги сильнее.

— То есть вы хотите сказать, что я, помогая вам, сражаюсь за свою страну?

— Вы сражаетесь в той же самой войне. Каким образом сражаться — вы решаете сами, и тут вам никто не советчик. Но ваше решение будет принято одновременно с другими, — Оуна улыбнулась и вложила свою ладошку в мою руку.

Вскоре мы очутились в громадном природном амфитеатре, неподалеку от центра города. Здесь не было и следа сталагмитов, а сталактиты под сводом пещеры скрывались в глубокой тени, созданной ослепительным блеском озера.

Я думал, что этот амфитеатр — нечто вроде римского Колизея или арены для боя быков, но нигде не было видно ни лавок, ни иных сидений.

Из амфитеатра наружу вела широкая дорога, упиравшаяся, по-моему, прямо в озеро. Будь офф-моо воинственным народом, я бы, пожалуй, заподозрил, что мы стоим на плацу для парадов; перед глазами сама собой возникла картина: одержавший победу в сражении флот возвращается в гавань, моряки сходят на берег и маршируют по дороге к амфитеатру, а горожане восторженно их приветствуют.

Оуну позабавили мои фантазии, особенно когда я упомянул, что дно амфитеатра словно вытоптано тысячами ног, да и запах ощущается какой-то знакомый. Но заговорила она о другом и, как и раньше, изъяснялась весьма загадочно.

— В другой раз вы сюда уже не попадете, почти наверняка, — сказала она, — Если только не вернется хозяин.

— Хозяин?

— Да. Он прожил вместе с офф-моо много-много лет, с самого основания города. Поговаривают даже, что они вместе пришли в этот мир. Находятся такие, кто утверждает, что сам город был построен вокруг хозяина. Он очень стар и много спит, но когда чувствует, что проголодался, покидает это место и отправляется вон туда, — Оуна указала на дорогу, — к озеру. Порой он исчезает надолго, но всегда возвращается.

Я огляделся, выискивая хоть какие-нибудь признаки того, что здесь живет некое существо.

— Ему что, не требуется ни мебели, ни укрытия от непогоды?

Оуна расхохоталась.

— Хозяин — огромная змея, — объяснила она, отсмеявшись. — Он похож на волука, но, разумеется, гораздо крупнее. Здесь он спит, когда возвращается в город. Офф-моо его не боятся; легенды гласят, что в прошлом он не раз их защищал. Они думают, что в озере он охотится. У него длинные плавники, похожие на крылья, и змеиное тело; кое-кто полагает, что у хозяина есть и лапы, что он больше ящерица, чем змея. Словом, вспомните волука и представьте себе такого же, но размером с этот амфитеатр.

— Мировой Змей? — благоговейно проговорил я. На ум сразу пришла легенда о змее Уроборосе, Всепобеждающем, который, как верили наши предки, стережет Мировое Древо.

— Может быть, — откликнулась Оуна. В ее тоне не было и намека на насмешку, она говорила вполне, искренне.

Ее ладонь снова скользнула в мою руку. Я вдруг ощутил себя чужаком, вторгшимся на запретную территорию, и с радостью позволил Оуне вывести меня из амфитеатра в лабиринт городских улиц. Улыбаясь, она показывала мне роскошные водяные сады, обрамленные каменными аркадами, вдоль которых тянулся аккуратно подстриженный лишайник. Светящиеся брызги, летевшие от миниатюрных водопадов, переливались всеми цветами радуги. Я не прятал восторга, и моей проводнице это доставляло удовольствие; она с гордостью открывала мне все новые и новые чудеса Мо-Оурии.

— Вы могли бы полюбить этот город? — спросила она, продевая руку мне под локоть. Я чувствовал ее дружелюбие, ощущал близость, какой никогда прежде не испытывал ни с одной женщиной. Это мне, признаться, льстило.

— Я уже полюбил его, — ответил я, — а народ офф-моо считаю на редкость утонченным. Замечательный народ. Я бы охотно прожил здесь год-другой, чтобы изучить город, и то наверняка бы не увидел всех его достопримечательностей. Но знаете, фройляйн Оуна, у меня нет привычки прохлаждаться на курорте, когда моим соотечественникам угрожает враг куда более грозный, нежели владелец того амфитеатра.