Легион павших. VI - VII Акт - Эри Крэйн

Къярт дернулся, точно рыба, заглотившая крючок, но тот только глубже впился в плоть. Еще с десяток нитей пронзили руки и ноги, потянули вниз, вынуждая опуститься на колени.

С его губ едва не сорвалось имя Кары, но он вовремя прикусил язык. Ему не вырваться, и Кара ничего не изменит, даже если воплотит броню. Но если она шелохнется, ее убьют. А так… так у нее есть шанс пережить все это. Но нужна ли ей такая жизнь?

…Он действительно продал его.

Къярт поднял на Райза взгляд. Теперь, по-настоящему открыв глаза, он видел совершенно другого человека: того, кто сопровождал Ц-Цузу, кто и бровью не вел, когда тот заставлял людей убивать себя, когда пожирал их живьем. Он видел того, кто собственноручно разрушил целый город. Ради чего на самом деле все это было? Выслужиться перед Ордой? Получить возможность привести к Пастырю некроманта-бунтаря? Вернуть Жнец?

Слова сорвались сами, без позволения — Къярт пытался сдержать их, но они протиснулись сквозь сцепленные зубы:

— Лучше бы ты убил меня тогда, когда я просил об этом.

— Хорошо, что я этого не сделал.

Чертов Райз!

Он хоть понимал, на что обрекал его? Его ночные кошмары, в которых он терял дорогих ему людей, в которых забирал чужие жизни, души — это все станет явью. А он сможет только смотреть, не в силах ни остановиться, ни отвернуться — точно некромант, застрявший в вечном призыве своей проклятой души.

Злость распирала грудь. Ей было тесно в ребрах, она хотела вырваться, но была таким же пленником, как и Къярт, и только копилась, темнела, превращалась в нечто, что он предпочел бы никогда не испытывать.

А Райз, все видя и все понимая, смотрел на него и усмехался. Снисходительно, с толикой притворного сочувствия. Да какое чертово право он имел на сочувствие, сам же и приговорив его?!

Нет, он не может так с ним поступить. Есть и другой выход.

— Сделай это сейчас, — потребовал Къярт.

— О чем ты?

— Убей меня. Сейчас же.

— Къярт, мы это уже проходили, — тот устало покачал головой.

Так вот что он чувствовал по отношению к нему все это время? Усталость? Раздражение из-за того, что ему приходится нянчиться с донимающим его своей моралью самоубийцей? Следить, чтобы он никуда не влез, ничего не натворил? Взваливать все на себя, потому что бестолковый напарник только и может, что все портить? Чертов Райз!

Къярт дернулся, раздирая нитями запястья.

— Райз! Прекрати это! Прошу тебя, хватит.

— Нет. И заканчивай уже ныть, а то смотреть противно.

Противно… Райз наверняка считал его неудачником, жалким, бесполезным мальчишкой, который ничего не мог сделать сам и только заглядывал ему в рот, ожидая, когда тот все решит. Но разве Къярт был в этом виноват? Кто вечно тыкал его носом в ошибки, кто постоянно смеялся над его принципами? Почему Райз так себя вел?

… Что, если все это с самого начала был его план? Его и Фелиса. Фелис знал о Жнеце, знал, что Орда захочет тот вернуть. С чего ему было служить Химере? Он мог притвориться, пообещать ему верность, но в итоге сделать все по-своему.

Нет, глупости, Къярт бы увидел это в прошлом Райза. Он бы узнал. Все сломалось позже, в тот чертов день, когда Райз отдал за него свою жизнь. Неосознанно, случайно — он не собирался жертвовать собой, а просто погиб, когда Аелитт его обыграла. Но дело было даже не в смерти, а в том, что Райз стал от него зависеть — от жалкого, бестолкового мальчишки. Разве Райз мог с этим смириться? Нет, ни за что. Он, вероятно, ненавидел его.

И имел на это полное право. Если бы Къярт не носился со своими смехотворными трагедиями, если бы не жалел себя, если бы не замедлял напарника, если бы не усложнял ему жизнь, все сложилось бы иначе.

Не из-за Райза Ц-Цузарравальш нападал на лагеря беженцев, а из-за него. Не Райз уничтожил Афракс, а его слепая злость. Не Райз его предал, а Къярт его. Из-за его слабости Райз снова был вынужден вымазать руки в грязи.

Къярт заслужил его ненависть.

И не только его.

… Ненавижу.

«Ненавижу».

— Ненавижу, — чувствам стало тесно в груди, и они вырвались наружу сдавленным шепотом.

Райз посмотрел на него сверху вниз. Ухмыльнулся.

— Да, в этот раз похоже на правду, — насмешливо заметил он и резко повернул голову.

Пастырь был здесь.

Светло-серая, с едва заметным оттенком зеленого кожа, совершенно лишенная растительности. Две руки, две ноги. Уахара были крупнее человека, с широкими плечами и грудью, узкой талией — довольно жилистые. Пастырь не уступал в росте Ц-Цузарравальшу, а из-за рогоподобных отростков на голове казался выше. Его надбровные дуги, виски, скулы и линию челюсти покрывали глубокие продолговатые вырезы, словно кто-то тренировался на его лице в резьбе по дереву. Те, что располагались на челюсти, уходили по бокам шеи на спину и грудь, где прятались под тяжелым одеянием, выдержанным в коричневых и золотых тонах. Те, что украшали верхнюю часть лица, тянулись по бокам лба к макушке, где превращались в костяные наросты, застывшие словно языки пламени. Одну половину из них покрывала золотистая роспись, вторую — металлические пластины.

Оа-Шаа следовал за Пастырем по пятам. Он выглядел так же, как и брат — то же телосложение, та же броня от макушки до пят. Только шипы обруча, что короновал его, смотрели остриями в стороны, а не вверх.

Как только они появились в многограннике, все рыцари, как один, припали на колени и склонили головы. Так поступил и Райз.

Къярт бросил испуганный взгляд на неподвижную Кару и приказал последовать примеру остальных. Нельзя допустить, чтобы она накликала на свою голову их гнев.

Ему же бояться нечего. Къярт не мог подняться на ноги из-за сдерживающих нитей, но его взгляд, полный ненависти и вызова всецело принадлежал Пастырю. Пока он еще является собой, он не смирится, не склонит голову — даже если это будет стоить ему еще большей свободы. Какая разница, если он станет несущим смерть оружием в руке Пастыря?

…Но он ведь должен был быть оружием в руке Райза. Почему же все так обернулось?

Къярт знал ответ на этот вопрос. Потому что он дурак. Даже сейчас, после того, что Райз сделал, Къярт не мог разрушить его печать. И дело было отнюдь не в Каре, которая лишилась бы заступничества Райза. Къярт попросту не мог отпустить его душу. Он не мог лишить