Понедельник начинается в субботу. Трудно быть богом. Пикник на обочине - Борис Стругацкий

– Это почему же?

– У Стервятника клиентура: голубые каски – раз. – Мосол принялся отгибать пальцы. – Офицеры из комендатуры – два, туристы из «Метрополя», из «Белой Лилии», из «Пришельца»… это три. Потом у него уже реклама поставлена, местные ребята тоже к нему ходят… Ей-богу, босс, не стоит с этим связываться. За девочек он нам платит – не то чтобы богато…

– Местные тоже к нему ходят?

– Молодежь, в основном.

– Ну и что там, на пикниках, делается?

– Делается что? Едем туда на автобусах, так? Там уже палаточки, буфетик, музычка… Ну, и каждый развлекается как хочет. Офицеры больше с девочками, туристы прутся на Зону смотреть – ежели у Горячих источников, то до Зоны там рукой подать, прямо за Серной расщелиной… Стервятник туда им лошадиных костей накидал, вот они и смотрят в бинокли…

– А местные?

– Местные? Местным это, конечно, неинтересно… Так, развлекаются, кто как умеет…

– А Барбридж?

– Так а что – Барбридж? Как все, так и Барбридж…

– А ты?

– А что – я? Как все, так и я. Смотрю, чтобы девочек не обижали, и… это… ну, там… Ну, как все, в общем.

– И сколько это все продолжается?

– Когда как. Когда трое суток, а когда и всю неделю.

– И сколько это удовольствие стоит? – спросил Нунан, думая совсем о другом.

Мосол ответил что-то, Нунан его не слышал. Вот она, прореха, думал он. Несколько суток… Несколько ночей. В этих условиях просто невозможно проследить за Барбриджем, даже если ты специально задался этой целью, а не валяешься с девками и не сосешь пиво, как мой монгольский царь… И все-таки ничего не понятно. Он же безногий, а там расщелина… Нет, тут что-то не то…

– Кто из местных ездит постоянно?

– Из местных? Так я ж говорю – больше молодежь. Самые оторвы, какие есть в городе. Ну там Галеви, Ражба… Куренок Цапфа… этот… Цмыг… Ну, Мальтиец бывает. Теплая компания. Они это дело называют «воскресная школа». Что, говорят, посетим «воскресную школу»? Они там в основном насчет пожилых туристок, неплохо зарабатывают. Прикатит какая-нибудь старуха из Европы…

– «Воскресная школа», – повторил Нунан.

Какая-то странная мысль появилась вдруг у него. Школа. Он поднялся.

– Ладно, – сказал он. – Бог с ними, с пикниками. Это не для нас. Но чтоб ты знал: у Стервятника есть хабар, а это уже – наше дело, голубчик. Это мы просто так оставить не можем. Ищи, Мосол, ищи, а то выгоню я тебя к чертовой матери. Откуда он берет хабар, кто ему доставляет, – выясни все и давай на двадцать процентов больше, чем он. Понял?

– Понял, босс. – Мосол уже тоже стоял, руки по швам, на измазанной морде – преданность.

– Да перестань мне портить девок, животное! – заорал вдруг Нунан и вышел.

В холле у стойки он неспешно распил свой аперитив, побеседовал с Мадам насчет падения нравов, намекнул, что в ближайшем будущем намерен расширить заведение, и, понизив голос для значительности, посоветовался, как быть с Бенни: стар становится мужик, слуха нет, реакция совсем не та, не поспевает, как раньше… Было уже шесть часов, хотелось есть, а в мозгу все сверлила, все крутилась неожиданная мыслишка, ни с чем не сообразная и в то же время многое объясняющая. Впрочем, и так уже кое-что объяснилось, исчез с этого дела раздражающий и пугающий налет мистики, осталась только досада на себя, что раньше не подумал о такой возможности, но главное-то было не в этом, главное было в этой мыслишке, которая все крутилась и крутилась и не давала покоя.

Попрощавшись с Мадам и пожав руку Бенни, Нунан поехал прямиком в «Боржч». Вся беда в том, что мы не замечаем, как проходят годы, думал он. Плевать на годы – мы не замечаем, как все меняется. Мы знаем, что все меняется, нас с детства учат, что все меняется, мы много раз видели своими глазами, как все меняется, и в то же время мы совершенно не способны заметить тот момент, когда происходит изменение, или ищем изменение не там, где следовало бы. Вот уже появились новые сталкеры – оснащенные кибернетикой. Старый сталкер был грязным, угрюмым человеком, который со звериным упорством, миллиметр за миллиметром, полз на брюхе по Зоне, зарабатывая себе куш. Новый сталкер – это франт при галстуке, инженер, сидит где-нибудь в километре от Зоны, в зубах сигаретка, возле локтя – стакан с бодрящей смесью, сидит себе и смотрит за экранами. Джентльмен на жалованье. Очень логичная картина. До того логичная, что все остальные возможности просто на ум не приходят. А ведь есть и другие возможности – «воскресная школа», например.

И вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, он ощутил отчаяние. Все было бесполезно. Все было зря. Боже мой, подумал он. Ведь ничего же у нас не получится! Не удержать, не остановить! Никаких сил не хватит удержать в горшке эту квашню, подумал он с ужасом. Не потому, что мы плохо работаем. И не потому, что они хитрее и ловчее нас. Просто мир такой. Человек такой. Не было бы Посещения – было бы что-нибудь другое. Свинья грязи найдет…

В «Боржче» было много света и очень вкусно пахло. «Боржч» тоже изменился – ни тебе пьянки, ни тебе веселья. Гуталин теперь сюда не ходит, брезгует, и Рэдрик Шухарт, наверное, сунул сюда нос свой конопатый, покривился и ушел. Эрнест все еще в тюрьме, заправляет делами его старуха, дорвалась: солидная постоянная клиентура, весь Институт сюда ходит обедать, да и старшие офицеры. Уютные кабинки, готовят вкусно, берут недорого, пиво всегда свежее. Добрая старая харчевня.

В одной из кабинок Нунан увидел Валентина Пильмана. Лауреат сидел за чашечкой кофе и читал сложенный пополам журнал. Нунан подошел.

– Разрешите соседствовать? – спросил он.

Валентин поднял на него черные окуляры.

– А, – сказал он. – Прошу.

– Сейчас, только руки помою, – сказал Нунан, вспомнив вдруг болячку.

Здесь его хорошо знали. Когда он вернулся и сел напротив Валентина, на столе уже стояли маленькая жаровня с дымящимся шураско и высокая кружка пива – не холодного и не теплого, как он любил. Валентин отложил журнал и пригубил кофе.

– Слушайте, Валентин, – сказал Нунан, отрезая кусочек мяса и обмакивая его в соус. – Как вы думаете, чем все это кончится?

– Вы о чем?

– Посещение, Зоны, сталкеры, военно-промышленные комплексы – вся эта куча… Чем все это может кончиться?

Валентин долго смотрел на него слепыми черными стеклами. Потом он закурил сигарету и сказал:

– Для кого? Конкретизируйте.

– Ну, скажем, для человечества в целом.

– Это зависит от того, повезет нам или нет, – сказал Валентин. – Мы теперь знаем, что для человечества в целом Посещение прошло, в общем, бесследно. Для человечества все проходит бесследно. Конечно, не исключено, что, таская наугад каштаны из этого огня, мы в конце концов вытащим что-нибудь такое, из-за чего жизнь на планете станет просто невозможной. Это будет невезенье. Однако согласитесь, что такое всегда грозило человечеству. – Он разогнал дым сигареты ладонью и усмехнулся: – Я, видите ли, давно уже отвык рассуждать о человечестве в целом. Человечество в целом – слишком стационарная система, ее ничем не проймешь.