Осада - Иван Алексеев

Солнце уже закатывалось за невысокие прибрежные холмы, и на поверхности озера возникла ослепительно яркая оранжевая дорожка. Кормчий вынул трубку изо рта и произнес на ломаном английском:

– Скоро будем причаливать на ночлег.

С тех пор, как лодка ранним утром отчалила от дощатого пирса рыбацкой деревушки, это были его первые слова. Мисс Мэри и ее спутники облегченно вздохнули. Непривычное плавание по тряской озерной волне и ощущение постоянной опасности нападения весь день держало их в изрядном напряжении.

Но лучше бы кормчий молчал и дальше, вовсе не открывая рта, поскольку в следующий момент всем стало ясно, что он обладал черным даром сглаза. Из ослепительного сияния солнечной дорожки вынырнули три больших быстроходных парусных лодки. Они пошли наперерез рыбацкому суденышку, держа красивый ровный строй «правый пеленг». Для сержантов английской морской пехоты было достаточно одного взгляда на этот строй, чтобы понять, с каким противником они имеют дело. Разумеется, ни Паркс, ни Мэрдок не предприняли ни малейшей попытки достать из-под сетей свое оружие и организовать отпор.

Лодки приблизились. Теперь уже явственно были видны небольшие медные пушки или фальконеты, сверкавшие начищенной медью над невысокими фальшбортами. Экипаж каждой лодки состоял из десятка вооруженных людей в неброском серо-зеленом обмундировании. На носу первой лодки стоял, вероятно, командир, разглядывавший мисс Мэри и ее спутников в подзорную трубу. Разумеется, англичане при появлении лодок тут же упрятали свои трубы, карту и компас, поскольку подобных предметов не могло быть у простых рыбаков. Командир крикнул кормчему несколько слов на непонятном для англичан языке, и тот знаками показал сержантам, что нужно спускать парус.

Русские, а это, разумеется, были именно они, также спустили паруса, и все четыре лодки теперь дрейфовали в десятке ярдов друг от друга. Командир, продолжая внимательно сверху вниз разглядывать рыбаков и их суденышко, задал кормчему какой-то вопрос. Тот меланхолично ответил короткой фразой. Русский, очевидно, удовлетворившись увиденным и услышанным, отвернулся, и приказал своим матросам поднять паруса. Белоснежные полотнища взметнулись над стройными мачтами, и лодки, четко выполнив разворот оверштаг, прежним идеальным строем понеслись куда-то вглубь огромного озера, к невидимому отсюда западному берегу.

Мисс Мэри сотворила крестное знамение и воздала благодарность Святой деве Марии за заступничество. Рыбацкая лодка вновь беспрепятственно продолжила свой путь. Паркс, повернувшись так, чтобы ветер уносил его слова от мисс Мэри, вполголоса обратился к Мэрдоку:

– Послушай, Том, эти русские, как оказалось, не такие уж и варвары. Маневрируют так, что заслужили бы похвалу самого адмирала Дрейка. А их командир… Тебе ничего не показалось?

– Я не стал таращиться на него в упор, – поняв намек своего друга, ответил Том. – Но уж он-то точно должен был бы нас узнать!

– В этих несуразных робах и шляпах? – с сомнением покачал головой Паркс. – Я сам себя не узнаю.

Кормчий повернул к берегу, чтобы засветло причалить к удобному для ночлега месту. Русские лодки уже давно скрылись за горизонтом, заронив в души двух морских пехотинцев неразрешимые сомнения.

Ночь прошла спокойно. Они всласть выспались на охапках еловых веток, нарубленных кормчим, возле разведенного им костра. Конечно, Паркс и Мэрдок по очереди несли караул и слегка волновались, когда мисс Мэри перед сном и после пробуждения уходила за излучину берега, чтобы умыться, и скрывалась на довольно долгое время за прибрежными кустами и деревьями. Но лес и озеро были погружены в умиротворенное безмолвие, лишь время от времени принимались свистеть и щебетать какие-то птахи, которых, по-видимому, ненамеренно потревожила английская леди, пробираясь сквозь заросли. Мужчины тоже время от времени ненадолго углублялись в лес, но не заметили ничего, что могло бы вызвать хоть малейшую тревогу.

Наутро после умывания и завтрака они продолжили свое плавание и вскоре после полудня причалили к крохотной дощатой пристани, принадлежавшей постоялому двору, расположенному недалеко от берега на большой дороге, ведущей к осажденному русскому городу Пскову. Через этот постоялый двор, как уверял их в Ревеле начальник порта, обязательно проходили все, кто направлялся из прибалтийских городов в доблестное войско короля Стефана. Именно на этом постоялом дворе сей любезный начальник и советовал мисс Мэри поджидать мистера Смита, которого она, несомненно, обгонит, если отважится на плавание через озеро.

Погода стояла прекрасная: весело светило солнце, легкий ветерок нес приятную прохладу. Дорога, хотя и не мощеная, как в Европе, была сухая и ровная. Густые леса вокруг дороги, перемежавшиеся обширными полянами, покрытыми сочной темно-зеленой травой, и огромное озеро, серебрившееся в отдалении сквозь просветы в деревьях, наверняка бы порадовали глаз любителя пейзажей. Но мистер Смит не любил природу. Впрочем, и людей он тоже не любил. Он давно мечтал изготовить механического человека и избавиться от необходимости общаться со слугами и прочими себе подобными. Кроме того, изобретение механического человека возвысило бы его над всеми мастерами, даже такими, как итальянец Леонардо. Но для воплощения великой мечты были нужны большие деньги. Именно поэтому мистер Смит не сидел, как обычно, взаперти у себя в мастерской, а ехал по незнакомой дикой стране в сопровождении кровожадного вида молодчиков, почему-то именующих себя европейцами и дворянами. Европейцами, по мнению мистера Смита, кроме англичан могли себя именовать, разве что французы и испанцы, да и то с большой натяжкой, но уж никак не поляки или саксонцы.

Карета остановилась.

– А вот и постоялый двор, месье! – распахнув дверцу, почтительно обратился к мастеру начальник сопровождавшего его отряда.

Этот офицер плохо говорил по-английски и предпочитал французский, который мистер Смит понимал с грехом пополам. Мастер выбрался из кареты в совершенно дурном расположении духа, и вслед за офицером вошел в таверну. Таверна при постоялом дворе была большой и чистой, но совершенно не похожей на английскую. Конечно, ничего иного от иностранного заведения ждать и не приходилось, но раздражение мистера Смита достигло крайней точки, и, войдя в обеденную залу, он негромко, но внятно выругался в твердой уверенности, что никто из окружающих не поймет его слов.

– Эй, любезный! Потрудитесь-ка не сквернословить при даме!

Эти слова, произнесенные на чистейшем английском языке, поразили мистера Смита как гром среди ясного неба. Он застыл на пороге, выпучив от удивления глаза.

В углу возле трактирной стойки за небольшим столиком для почетных гостей сидели два бравых парня, увешенных оружием. Один из них и сделал замечание мистеру Смиту. А между парнями на стуле с высокой резной спинкой действительно восседала дама ослепительной красоты. Очевидно, хозяин заведения вполне резонно рассудил, что простая скамья не годится для столь почетной гостьи и специально для нее принес этот стул из личных апартаментов.

Мистер Смит, разинув рот, с удивлением взирал на соотечественников, невесть как очутившихся в этой дикой стране. А то, что перед ним находятся именно соотечественники, мастер понял с первого взгляда.