Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу

— Почему бы и нет? — улыбнулся ему Сенмут. — Нехси больше не визирь.

— Но подумай о его влиянии на остальных семеров! А вдруг он решит действовать? Например, поддержит притязания претендента?

— Не поддержит.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что он не такой дурак, как ты, возлюбленный братец. Не в пример тебе, ему известно, что значение в этом мире имеет только власть — а она у меня есть. Пока жива Её Царское Высочество Неферу-Ра, Нехси безвреден как недельный младенец. — Сенмут улыбнулся брату. — Не беспокойся, тебе ничто не грозит! Жизнь похожа на праздничный пир. А претендента почти не существует.

— В самом деле? — возразил тот. — А что будет, если Её Царское Высочество умрёт?

Сенмут снова пожал плечами.

— Я же сказал, «почти».

Сенмен откинулся на спинку скамьи и едко поглядел на брата.

— Как всегда, ходишь по лезвию ножа. Оно у тебя вроде скамеечки для ног.

— Не преувеличивай. Впрочем, мне с детства приходилось ходить по канату, и я неплохо овладел этим искусством. Что это там на столе, не кувшин с вином? Принеси-ка его сюда.

Сенмен послушно встал, но проворчал:

— С тебя и так больше чем достаточно.

— Ага, но ведь по мне не видно, правда? Ещё одно из моих преимуществ по сравнению с этими изнеженными благородными. Я никогда не плачу о своём детстве и не считаю грехи.

— Это слишком трудная задача даже для тебя! — желчно ввернул Сенмен, бросая на колени Сенмуту кувшин, обвитый гирляндой увядших цветов. Когда последний поднял и наполнил свой кубок, Сенмен неловко спросил: — А что ты сам думаешь об этой суете на границе?

— Я о ней вообще не думаю. Как открыл Нехси, Маке-Ра — не чета её отцу. Когда придёт время, пограничным гарнизонам придётся сделать всё, что они могут.

— Так ты думаешь, всё ясно? Новое вторжение в Египет неизбежно?

— Мой дорогой Сенмен, это случится не в ближайшие годы. Пока что дикари дерутся друг с другом. Если немного повезёт, к тому времени мы будем лежать в своих гробницах... Хватит, ты расстроил меня. Я иду спать.

Сенмен хмуро пошёл за ним.

— Кстати, о твоей гробнице. Сегодня приезжал скульптор. Базальтовая статуя готова. Он спрашивает, куда ты хочешь её поставить — в поминальное святилище или вниз, в усыпальницу.

— Пусть ставит туда, куда ему нравится. Это не имеет значения.

— Не имеет значения? — эхом повторил Сенмен. — Кого это должно заботить, как не тебя? Гробница ведь твоя.

Сенмут остановился и обернулся к нему лицом.

— Эта гробница возводится лишь для отвода глаз. Думаешь, я буду лежать там, где до меня сможет добраться претендент? Моё вечное блаженство продлится самое большее лет пять. Нет, у меня есть другое место, которого он никогда не найдёт.

— Так что же, — захлопал глазами Сенмен, — ты бросишь первую гробницу незаконченной?

— Нет, пусть её закончат. А потом найдут пустой.

— А где же вторая? — прошептал Сенмен.

Сенмут улыбнулся.

— В месте, которого ты никогда не увидишь, дражайший братец. Я не собираюсь этого рассказывать.

— Понятно, — сердито откликнулся Сенмен. — А можно спросить, как ты собираешься туда попасть, если никто не будет о ней знать?

— Кто-то знать будет, но не ты. Я слишком долго заставлял тебя скрипеть зубами, чтобы ты держал рот на замке.

Он снова зашагал к спальне, оставив Сенмена хмуро смотреть ему в спину. Внезапно обоих заставила обернуться странная суета на другом конце сада. Дворцовый скороход в сопровождении старшего слуги, державшего в руке факел, выскочил из дверей пиршественного зала и заторопился к ним.

Сенмут застыл на месте, ощутил холодок под ложечкой и тут же забыл о выпитом вине. Фигура скорохода, его походка, черты, манера держаться, тесно надвинутый головной убор и привычка нелепо размахивать руками навеки врезались в его память. Казалось, он знал этого человека всегда. Сенмут много раз представлял себе его приход, но ни в каком страшном сне ему не могло присниться, что это произойдёт в разгар ночи в его собственном тихом саду, без предупреждения, без всякой помпы, в присутствии всего лишь четырёх человек... Скороход подошёл и передал ему записку.

Сенмут развернул её с трудом; пальцы онемели и перестали слушаться. Всё случилось слишком быстро. Чересчур быстро. Ему казалось, что это произойдёт ещё не скоро — так было спокойнее... «Приезжай скорее, Нефер очень плохо».

Когда Сенмут устало вышел на украшенное колоннами крыльцо дворца и велел подать ему колесницу, стоял рассвет. Из коридоров доносилось слабое эхо ритуального плача, извещавшего о смерти царственной особы. Перед ним раскинулся Большой двор, при этом свете выглядевший мрачным и неприветливым. Там садились в носилки Инени и Футайи, серые от усталости. Следя за тем, как носильщики двинулись по пыльной брусчатке, Сенмут едва сдержал зевок и подавил жгучее желание прислониться спиной к колонне. Он был полумёртв от утомления и выпитого накануне вина; хмель выветрился несколько часов назад, оставив после себя лишь сухость во рту, головную боль и ощущение того, что на лице застыла корка грязи. Перед носилками двоих семеров распахнулись высокие медные ворота; в глаза Сенмуту блеснул солнечный зайчик, и жрец поморщился.

Из дворца вышел царский лекарь в сопровождении двух магов и торопливо сбежал по широким ступеням. Сенмут повернулся к нему спиной. Сегодня он был по горло сыт лицезрением этого человека. Он изучил его жесты, кривые ноги и амулет на запястье так же, как собственное отражение в зеркале. При взгляде на него тут же вспоминалось неподвижное тело на кровати, чеканный профиль Хатшепсут в тени, серый дым, извивавшийся над кадильницами, и сгорбившиеся неподвижные фигуры других семеров, молча сидевших в дальнем углу комнаты. Оставалось только одно — держать глаза открытыми, терпеть головную боль, густой запах мирры, курений, приближающейся смерти и ждать последнего момента, который всё же наступил несмотря на все старания врача.

Но ждать пришлось долго. Нефер оказалась невыносимо упрямой не только в жизни, но и в смерти.

Дворцовые двери открылись опять, выпустив наружу новую волну плача. Когда звук ослабел, Сенмут увидел рядом Нехси. Казалось, эта волна вытеснила негра наружу. Они инстинктивно поклонились друг другу, но ничего не сказали. Министр жестом подозвал свои носилки. Сенмут заметил, что брови гиганта совсем поседели; они выделялись на тёмной коже как полосы пепла на чёрном дереве. В беспощадном утреннем свете Нехси казался старше, чем когда-либо.

«Ну что ж, он действительно стар, — подумал Сенмут, спускаясь к своей наконец прибывшей колеснице. — Намного старше меня, хоть мне и самому пятьдесят или около того — а, боги свидетели, пятьдесят это тоже старость».

В такое утро, как это, невозможно представить себе, что кто-то может быть молодым, размышлял он, мучаясь от похмелья и пытаясь справиться с двумя злобными жеребцами. Он оставил позади дворцовые земли, сквозь зубы проклиная норовистых тварей. Пожалуй, Сенмен был прав, когда осуждал их. Мысль о Сенмене заставила его вспомнить про новую гробницу. Тут же поняв, что взгляд на гробницу поможет ему лучше самого крепкого вина, Сенмут свернул на запад, проехал через Город Мёртвых и, по пустынной дороге направился к Джесер-Джесеру.