Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса - Филиппа Грегори

А двор тем временем готовился к выезду на соколиную охоту; всадники уже садились на коней, соколов в клобучках вынесли из вольеров и рядами усадили на специальные повозки; соколятники бежали рядом с повозками, ласково успокаивая раздраженных птиц и обещая им веселую охоту и сытное угощение, если, конечно, они будут хорошими птичками, будут вести себя спокойно и терпеливо, а не сердиться и не хлопать крыльями.

Генрих был одет очень красиво: в темно-зеленый бархатный колет, темно-зеленые кожаные сапоги и зеленые кожаные перчатки. Было видно, что ему страшно хочется показать, что он ведет прежнюю достойную жизнь — казна его полна, он вполне уютно чувствует себя в окружении своих придворных и любим своими подданными. Лишь недавно появившиеся глубокие морщины в углах поджатых губ выдавали в нем человека, живущего, крепко стиснув зубы.

Мы стояли у распахнутых ворот, когда на дороге послышался топот копыт, и я, обернувшись, увидела всадника, изо всех сил погонявшего измученного коня и низко склонившегося к его шее. Йомены тут же образовали перед королем заслон, а еще шестеро стражников встали передо мной, выставив пики и вытащив мечи. Я удивилась: ведь на дороге был всего-навсего один усталый всадник, а они вели себя так, словно готовились к атаке неприятельского войска. Неужели они действительно опасались, что этот человек может с размаху влететь во двор замка, где целая толпа народу готовится ехать на соколиную охоту, наброситься на короля и нанести ему смертельный удар мечом? Неужели они действительно считают, что меня следует ограждать ото всех моих подданных? Однако я отчетливо чувствовала, что йомены напуганы; видимо, эти люди и не подозревали, как должна вести себя королева Дома Йорков.

Итак, заняв оборонительную позицию, гвардейцы выставили перед собой пики, а гонец, натянув поводья, остановил коня и сказал хриплым от набившейся в горло пыли голосом: «Послание его милости королю!» Генрих, узнав гонца, коснулся плеча одного из своих стражников, потом слегка отодвинул его и сам подошел к измученному всаднику и его дрожавшему от усталости коню.

Гонец спрыгнул с седла, но, видно, настолько устал, что колени под ним подогнулись, и ему пришлось схватиться за стремя, чтобы устоять на ногах. Сунув руку за пазуху, он вытащил оттуда истерзанный сверток и подал королю.

— Откуда это? — тихо спросил Генрих.

— Из Корнуолла. Из самой западной его части.

Генрих кивнул и повернулся к придворным.

— Я должен остаться и прочесть это, — сказал он громко, с искусственно-бодрой улыбкой, которая, на мой взгляд, была больше похожа на гримасу человека, страдающего от боли. — Небольшое дельце, ничего особенного. Но задержаться мне все-таки придется, а вы поезжайте. Я тоже подъеду, но чуть позже!

Придворные, перешептываясь, стали садиться на коней, а я, жестом приказав своему груму придержать лошадь, подошла к Генриху и встала с ним рядом, глядя, как все проезжают мимо нас. Один из сокольничих прикрыл повозку с птицами кожаными занавесками, чтобы птицы не слишком нагрелись на солнце и их не забрызгало грязью, пока все не выедут в поля, где и начнется охота. Тогда с соколов наконец снимут колпачки, и они, расправив крылья, ясными глазами посмотрят вокруг и взмоют в небо. Один из сокольничих бросился догонять повозку с птицами, неся в руках запасные путы и поводки; пробегая мимо нас, он низко поклонился, и я, мельком глянув ему в лицо, узнала в нем Ламберта Симнела. Значит, теперь этот кухонный мальчишка стал уже королевским сокольничим и преданным слугой Генриха? Вот он, претендент, обретший счастье!

Но Генрих Симнела даже не заметил. Сейчас он никого не замечал, занятый своими мыслями. Повернувшись, он направился к восточному входу в замок — оттуда великолепная лестница вела прямо в его личные покои. Я последовала за ним, заметив, что его мать уже стоит у окна и внимательно наблюдает за происходящим.

— Я еще издали увидела, что подъезжает гонец, — тихо сказала она. Казалось, она ожидала самых дурных вестей. — Я стала молиться, едва увидев пыль на дороге. Я сразу поняла: это он! Где он высадился?

— В Корнуолле, — ответил Генрих. — А у меня теперь в Корнуолле друзей нет.

Было бессмысленно объяснять ему, что друзей у него в Корнуолле нет, потому что он оскорбил всех тамошних жителей, унизил их и разбил им сердца, казнив тех, кого они любили, за кем готовы были идти. Я молча ждала, пока мой муж вытащит из убогого свертка само письмо, и сразу же узнала печать графа Девона, Уильяма Куртенэ, мужа моей сестры Кэтрин и отца ее обожаемого сына.

— Так, высадку мальчишка уже совершил… — бормотал Генрих, быстро читая письмо, — …шериф Девона с большим войском атаковал его лагерь… — Он немного помолчал, и я заметила, как он негромко охнул. — Боже мой! Войско шерифа, едва увидев этого мальчишку, тут же перешло на его сторону!

Леди Маргарет молитвенно стиснула руки, но промолчала. Генрих про себя дочитал письмо и снова воскликнул:

— Боже мой, граф Девон, твой зять! — Он посмотрел на меня так, словно я была в ответе за некие предосудительные действия Уильяма Куртенэ. — Граф собирался вступить в бой, но потом решил, что противник слишком силен, а доверять своим людям он не может, и в итоге отступил в Эксетер. — Генрих снова посмотрел на меня. — Этот мальчишка едва успел ступить на наш берег и уже завоевал весь Корнуолл, а также большую часть Девоншира! А твой зять, граф Девон, позорно отступил со своим войском в Эксетер, потому что, видите ли, не мог доверять собственным людям и не был уверен, что они его не предадут!

— Сколько их? — спросила я. — Сколько у этого претендента людей?

— Около восьми тысяч. — Генрих безрадостно усмехнулся. — Куда больше, чем было у меня когда-то. Этого войска более чем достаточно, чтобы даже трон захватить!

— Ты — законный наследник! — со страстью воскликнула его мать.

— Граф Девон угодил в ловушку, отправившись в Эксетер, — словно не слыша ее, продолжал Генрих. — Этот мальчишка осадил город! — Он повернулся к письменному столу и велел позвать клерков. Мы с леди Маргарет поспешно расступились, поскольку уже через минуту клерки влетели в кабинет, и Генрих начал раздавать распоряжения. Лорд Добни должен был незамедлительно выступить на запад, напасть на лагерь «этого мальчишки» и освободить Уильяма Куртенэ, застрявшего в Эксетере. Второму войску, во главе которого стоял лорд Уиллоуби де Броук, предстояло проследовать на южное побережье и ни в коем случае не позволить «этому мальчишке» сбежать. Собственно, почти каждый английский лорд получил приказ поднять своих людей, собрать кавалерию и, встретившись с Генрихом, совместными силами двигаться в западные графства. Участвовать в походе должны были все, никаких извинений не принималось.

— Так и напишите, — диктовал Генрих писцам. — Король желает, чтобы претендента ему доставили живым. Пусть каждый военачальник хорошенько это осознает: мальчишка должен быть взят живым! И напишите, чтобы вместе с ним непременно прихватили его жену и сына.

— А разве они тоже с ним? — удивилась я. — Он прибыл с женой и маленьким сыном? — Страшно было даже представить себе, что красивая молодая женщина с младенцем на руках, моя предполагаемая невестка, оказалась в гуще войска, осаждающего город.