Карл Маркс. История жизни - Франц Меринг

мог приехать вследствие совпадения конгресса с несколькими судебными сроками, но письменно известил о солидарности общегерманского рабочего союза с целями Интернационала; формальному присоединению к Интернационалу препятствовали немецкие законы о союзах и обществах. Италия и Испания прислали по одному представителю.

В заседаниях конгресса ясно сказалась жизненность Интернационала, возросшая на четвертый год его существования. Противодействие, которое проявляли прудонисты в Женеве и Лозанне по отношению к профессиональным союзам и стачкам, сменилось почти противоположным отношением. Они провели еще только чисто академическую резолюцию о «меновых банках» и о «бесплатном кредите», хотя Эккариус указывал, ссылаясь на опыт Англии, на практическую неосуществимость этих прудонистских целебных средств, а Гесс доказывал теоретическую несостоятельность их ссылкой на книгу, написанную Марксом против Прудона за двадцать лет до того.

Зато они потерпели полное поражение по вопросу о собственности. По предложению де Пепэ была принята большая резолюция с подробной мотивировкой, которая указывала, что в правильно организованном обществе каменоломни, угольные копи и другие рудники, а также железные дороги должны принадлежать всем сообща, то есть вновь образованному, построенному на началах справедливости государству, и что эксплуатацию их следует до того передать товариществам рабочих, с необходимыми гарантиями соблюдения общих интересов. Точно так же и сельскохозяйственные земли, а также леса должны быть, с соблюдением тех же гарантий, переданы в общегосударственную собственность и предоставлены для эксплуатации обществам земледельцев. Наконец, каналы, проезжие дороги, телеграфы, словом, все средства сообщения должны остаться общим достоянием общества. Своим горячим протестом против этого «грубого коммунизма» французы достигли только того, что решено было еще раз обсудить этот вопрос на ближайшем конгрессе; местом для него был избран Базель.

Маркс, по его собственному заявлению, не принимал никакого участия в составлении резолюций, принятых в Брюсселе; но он не был недоволен ходом конгресса. Не только потому, что там, как в Гамбурге и Нюрнберге, ему была выражена благодарность рабочего класса за его научный труд — это, конечно, доставило ему большое удовлетворение и в личном смысле, и в интересах дела, — но и потому, что все обвинения со стороны французской секции в Лондоне против генерального совета были отвергнуты конгрессом. Он признал лишь «тупоумием» постановление конгресса, возбужденное еще в Женеве, о том, чтобы противодействовать угрозам войны общим прекращением работ, или стачкой народов. Менее всего он мог возражать против того, что конгресс постановил окончательно порвать с Лигой мира и свободы, которая вскоре после этого созвала свой второй конгресс в Берне. Она предложила Интернационалу вступить с нею в союз, но получила в Брюсселе сухой ответ, что у нее нет разумных оснований для самостоятельного существования и ей следует просто советовать своим членам вступать в секции Интернационала.

Сторонником этого союза был в особенности Михаил Бакунин, который присутствовал уже на первом конгрессе Лиги свободы и мира в Женеве и вступил в Интернационал за несколько месяцев до брюссельского конгресса. После отклонения предложения о заключении союза Бакунин пытался склонить Лигу свободы и мира к принятию программы, которая имела бы целью разрушить все государства и создать на их обломках федерации свободных производственных ассоциаций всех стран. Он, однако, остался в меньшинстве, среди которого оказался также Иоганн Филипп Беккер. Вместе с ним Бакунин учредил Интернациональный союз социалистической демократии; входя полностью в Интернационал, он ставил себе, однако, в качестве особой задачи изучение политических и философских вопросов на основе великого принципа всеобщего нравственного равенства всех человеческих существ на земле.

Уже в сентябрьской книжке «Вестника» Беккер извещал об этом союзе, цель которого — создавать секции Интернационала в Италии, Франции, Испании и вообще повсюду, куда только проникает его влияние. Но лишь четверть года спустя, 15 декабря 1868 г., Беккер обратился к генеральному совету с просьбой о принятии союза в Интернационал, после того как такая же просьба была отклонена бельгийским и французским федеральными советами. Неделю спустя, 22 сентября, Бакунин писал из Женевы Марксу: «Мой старый друг! Более чем когда-либо я теперь понимаю, насколько ты прав, когда идешь по великому пути экономической революции и призываешь нас ступить на нее, презирая тех, которые блуждают по окольным дорожкам частью национальных, частью чисто политических затей. Теперь я делаю то, что ты делаешь уже в течение двадцати лет. После торжественного публичного разрыва с буржуазией на бернском конгрессе я не признаю никакого другого общества, никакого другого мира, кроме мира рабочих. Мое отечество теперь Интернационал, к числу наиболее выдающихся учредителей которого ты принадлежишь. Таким образом, дорогой друг, я твой ученик и горжусь этим. Вот какова моя позиция и мои воззрения». Нет никаких оснований сомневаться в искренности этих уверений.

Отношения между ними двумя быстрее и глубже всего определяются сравнением, которое сделал Бакунин несколько лет спустя, уже во время ожесточенной борьбы с Марксом, между Марксом и Прудоном. Он говорил тогда: «Маркс весьма серьезный и глубокий экономический мыслитель. Его огромное преимущество перед Прудоном в том, что он действительно материалист. Прудон, несмотря на все свои усилия освободиться от традиций классического идеализма, тем не менее оставался всю жизнь неисправимым идеалистом; он подпадал под влияние то Библии, то римского права, как я говорил ему за два месяца до его смерти, и всегда был метафизиком до ногтей. Его великое несчастье было в том, что он никогда не изучал естественных наук и не усвоил себе их метода. Он обладал некоторым чутьем, которое порою указывало ему мельком правильный путь; но, увлекаемый плохими или идеалистическими привычками своего духа, он всегда снова впадал в старые ошибки. Вследствие этого Прудон являл собою постоянное противоречие; он мощный гений, революционный мыслитель и всегда ополчался против иллюзий идеализма, но ему никогда не удавалось победить их». Так Бакунин говорил о Прудоне.

В непосредственной связи с этим он следующим образом изображал характер Маркса, каким он ему представлялся. «Маркс как мыслитель стоит на верном пути. Он установил — это его основное положение, — что все религиозные, политические и правовые явления в истории являются не причиной, а следствием экономического развития. Это великая и плодотворная мысль, которая, впрочем, не принадлежит исключительно Марксу; она возникала до него у многих других и частью была высказана другими; но ему принадлежит честь научного ее развития, а также то, что он положил ее в основу всей своей экономической системы. С другой стороны, Прудон гораздо лучше понимал и чувствовал свободу, чем Маркс; Прудон обладал настоящим инстинктом революционера, когда не увлекался теориями и фантазиями. Он почитал сатану и проповедовал анархию. Вполне возможно, что Маркс подымется до еще более разумной системы свободы, чем система Прудона, но он