Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени - Юрген Остерхаммель

узловому пункту, а не его доминирующей позиции в региональной иерархии, она заостряет внимание на том факте, что господство над ближайшей округой города порой менее важно, чем способность управлять удаленными рынками или поставщиками. Так, текстильные города Ланкашира поддерживали не менее тесные отношения с российскими черноморскими портами, поставлявшими им пшеницу, или с латифундиями среднего Египта, где выращивался хлопок, чем с окрестностями соседнего графства Суффолк. Подобная невидимая топография экономических отношений, которую не отразить на обычных картах, имела также и политические последствия. На судьбу таких городов, как Манчестер или Бредфорд, Гражданская война в США оказала намного более весомое воздействие, чем произошедшие незадолго до этого по соседству, на Европейском континенте, революции 1848–1849 годов. Но и внутри национальных государств города были включены в крупномасштабные сети взаимозависимостей. Быстроразвивающиеся города эпохи Промышленной революции могли своими силами организовывать производство, обеспечивать поставки сырья и сбыт продукции, но тем не менее они зависели от политических и экономических решений, принятых в Лондоне.

Дополнительное преимущество сетевого подхода состоит в том, что он охватывает городские новообразования на периферии. Многие новые города XIX века выросли не на «местной почве», выделившись на фоне их сельского окружения, а благодаря тому, что смогли привлечь к себе интерес с внешней стороны[994]. Это относится ко многим колониальным городам и городам американского Запада в той же степени, что и к Дар-Эс-Саламу, который в конце 1860‑х годов, то есть еще в доколониальное время, был создан султаном Маджидом ибн Саидом Занзибарским на пустом месте как конечный пункт караванной торговли[995]. Данное замечание справедливо и по отношению к такому быстрорастущему городу, как Бейрут. В начале XIX века он насчитывал всего шесть тысяч жителей, а в конце столетия их число увеличилось до ста с лишним тысяч. Подъем Бейрута был бы невозможен без старых, но еще живых традиций градоустройства Сирии, но все же основной движущей силой явилось оживление средиземноморской торговли, исходящее из Европы[996].

Открытость внешних границ городских систем – это прямое следствие постоянной циркуляции. Сети являются результатом человеческой деятельности. Они не существуют сами по себе. Историки должны наблюдать за ними, заняв точку зрения тех, кто в свое время их создал и использовал. Внутреннее устройство сетей городов тоже находится в состоянии постоянной перестройки. Соотношения между городами – узлами сети неуклонно изменялись. Если отдельные города стагнировали или приходили в упадок, то эти процессы следует оценивать в связи с той системой городов, частью которой они были. Зачастую отдельные системы городов демонстрировали высокую сопротивляемость переменам. Так, например, в Европе за последние полтора столетия ни один действительно новый город не смог подняться до уровня первостепенной важности. Порой могло происходить и так, что общий баланс уровня урбанизации оставался неизменным, хотя внутри самой системы городов произошли тектонические сдвиги. Сокращение и потеря функциональности какого-то одного города могли компенсироваться процессами роста в другом месте системы. В Индии с ностальгией оплакивали упадок многих старых городов-резиденций и при этом упускали из виду, что экономическая и отчасти культурная динамика нередко перемещалась в пространство небольших торговых городов, находящихся на более низком иерархическом уровне в отношении их функций и престижа. В тени «официальной» географии городов может незаметно происходить новое распределение ролей[997].

Города, которые занимают доминирующие позиции в обеих моделях, то есть одновременно фигурируют и как важные узлы в горизонтальной сети, и как центральные пункты на вершине вертикальной иерархии, в некоторых традициях именуют «метрополисами». Они обладают, кроме того, следующими признаками: метрополис является большим городом, который 1) служит общепризнанным выразителем определенной культуры; 2) осуществляет управление обширной прилегающей территорией; 3) притягивает большое число приезжих. Если метрополис является составной частью глобальной сети, то он заслуживает названия «города мирового значения»[998]. Существовали ли в ранний период Нового времени и в XIX веке «мировые города»? Ответ на этот вопрос затруднителен, так как само понятие используется сегодня в нескольких значениях. Слишком просто и тавтологично было бы считать «мировыми городами» те города, которые имеют «актуальное или потенциальное глобальное значение». В таком случае шумерский город Урук являлся бы первым мировым городом[999]. Несколько более точное определение «мирового города» было предложено Фернаном Броделем, когда на первый план выдвигается наличие собственной «мировой экономики» и господство в ней, как это было в свое время в случае с Амстердамом или Венецией[1000]. Но только в XIX столетии впервые возник город-гегемон мирового масштаба, существовавший в «единственном экземпляре», – Лондон. После 1920 года его оттеснил с этой позиции Нью-Йорк. Но даже такое определение приводит к сильно упрощенной картине. Так, «культурной столицей» мира в XIX веке считался скорее Париж, чем Лондон, причем каждый раз на рубеже веков, как около 1800 года, так и около 1900-го, Вена оказывалась его сильнейшим конкурентом, хотя и не имела существенного веса в мировой торговле или в мировых финансах. Передача эстафетной палочки от Лондона к Нью-Йорку произошла не очень гладко, хотя, казалось бы, на это указывает вполне точная дата. Лондон продолжал оставаться центром мировой империи и сохранял за собой центральное место в сфере мировых финансов даже после того, как его роль в торговле и промышленности относительно ослабла.

О «городах мирового значения», или «глобальных городах», сегодня говорят большей частью во множественном числе. В силу этого под «мировым городом» подразумевается не просто исключительно влиятельный метрополис – например, центр великой империи, – но укорененный в структуре национального государства «глобальный игрок» (global player), действующий среди множества подобных ему «игроков»[1001]. «Мировой город» входит в глобальную систему городов, в которой связи между «мировыми городами» разных стран выражены гораздо сильнее, чем их интеграция в систему собственного национального или имперского окружения. Такая степень отрыва от своего территориального базиса стала возможной только сегодня – как следствие новых телекоммуникационных технологий[1002]. Некоторые параметры глобальных связей, которые позволяют судить о месте отдельных городов в мировой городской иерархии, возникли только в конце XIX века: тогда появились транснациональные корпорации, создавшие собственную внутреннюю иерархию из «главной квартиры» концерна и его филиалов, возникли места базирования международных организаций и средства массовой информации включились в мировую сеть.

Эмпирические исследования типов и частоты контактов между крупнейшими городами мира применительно к XIX веку еще не проводились. Но они, пожалуй, позволили бы нам заключить, что только технологии второй половины XX века впервые привели к возникновению отдельной «системы мировых городов». Вряд ли можно было бы утверждать, что до того, как в норму и привычку вошли межконтинентальные телефонная связь, радиосвязь и регулярные авиасообщения, самые большие и значительные города на