Витязь на распутье - Валерий Елманов

Оп-па! А вот с этого места поподробнее.

Но в ответ на мои слова об умении благодарить, знать бы за что, вщижский староста лишь уклончиво заметил, что не все сразу, да и вообще, князь достаточно мудр, чтобы понять, чьей стороны надлежит держаться. Пока же ему надлежит ведать лишь одно – несмотря на то что им было учинено в Лифляндии, зла на него в Речи Посполитой не держат, а потому двери посольского двора, на котором они ныне проживают, для истинного рыцаря Мак-Альпина всегда открыты. Более того, как кажется Гонсевскому, к которому присоединяется и пан Олесницкий, самое время было бы приехать к ним с ответным визитом – ну, скажем, завтра к вечеру…

Но я и тут вывернулся, не дав определенного ответа и туманно заметив, что непременно приеду, разве только появятся срочные, неотложные дела, но это вряд ли – во всяком случае, пока таковых не предвидится.

Он выслушал, понимающе кивнул и завел речь… о моих родственниках в Италии. Мол, сейчас у него как раз подворачивается оказия, едет человек в Рим, поэтому я могу передать с ним привет, или, если пожелаю, он может заехать по указанному мною адресу, чтобы вручить письмо. Только надо поторопиться, поскольку человек этот уезжает послезавтра.

Батюшки-светы, неужто в Италии отыскались князья Мак-Альпины?! Вот тебе раз! И что мне делать? Отказываться? Нельзя, слишком подозрительно. По идее, будучи настоящим князем, я должен бы уцепиться за такую возможность руками и ногами, а я нос ворочу.

Но и писать нельзя.

А Гонсевский продолжил, что полугодом ранее он, пребывая в Италии, по собственной инициативе хотел сообщить моим родичам о необыкновенной популярности князя Мак-Альпина, каковой тот заслуженно пользуется на Руси, да вот беда – так и не сумел никого отыскать. Некоторые глупцы и вовсе пытались его уверить, будто таких князей отродясь не существовало, но он, разумеется, не принял во внимание их слова.

Так-так, теперь понятно, откуда ветер дует.

Закончил же вщижский староста стандартным уверением в искренности своих чувств и еще одним напоминанием, чтобы я заглянул в гости на Посольский двор, где смогу более подробно потолковать обо всем, что меня интересует.

Спокойно посидеть и хладнокровно обдумать эту попытку шантажа – иначе его речь не назовешь – у меня не вышло. Тут же, едва ушел Гонсевский, в мой терем заглянул еще один гость. На сей раз им оказался… старец Филарет, то есть, извините, бывший старец и бывший Филарет. Выглядел Романов молодцом – ладно подогнанный кафтан сидел на нем как влитой, ни складочки, ни морщинки. Он и ранее смотрелся статным мужиком, несмотря на рясу, а теперь светская одежда еще больше подчеркивала все достоинства его крепкой фигуры.

Оказывается, Федор Никитич решил предложить свои услуги, дабы помирить меня с именитым боярством. Мол, хватит ненужных раздоров между православными людьми, пользуясь которыми иные стремятся подорвать истинную веру. Одна проблемка – им самим вроде как первыми идти на мировую невместно, потерька отечества, ну и мне тоже ни к чему – все-таки я ныне вон в какой чести у государя. Следовательно, самое лучшее – встретиться всем как бы невзначай на нейтральной территории, в его терему. Голицыных и Шуйских он уже пригласил, так что теперь дело за мной. Заодно, если предполагаемое замирье с боярами пройдет удачно, имеет смысл поговорить о некой затее, коя принесет мне немалые выгоды.

Вот тебе раз! И эти туда же. И почему же я вдруг всем понадобился? Одни зовут в гости, другие зовут, причем и те и те буквально жаждут вовлечь меня в свои «затеи», которые, вне всяких сомнений, называются переворотом. И чего теперь делать? Главное, совершенно непонятно, кто основной массовик-затейник – поляки или бояре? Или это два переворота, которые просто совпадают по времени? А когда они намечены?

Оставалось только слушать, кивать и… давать уклончивые ответы. Мол, ничего не обещаю, поскольку не далее как завтра собираюсь выехать навстречу подъезжающему к столице Годунову. Даже любезно пояснил, куда именно еду. Мол, путь мой лежит в сторону Дмитрова, из которого завтра поутру Федор Борисович должен выступить.

Романов, как ни странно, не больно-то настаивал. Он лишь слегка посетовал на досадное стечение обстоятельств, да в заключение поинтересовался, когда же, в таком случае, ждать торжественного въезда в Москву победителя свеев и ляхов?

– Государь наметил его на Прощеное воскресенье, о чем пару часов назад известил меня, – почти честно ответил я и в свою очередь полюбопытствовал: – Вроде бы ты, боярин, тоже в Думе сидел, так зачем спрашиваешь?

– Так ведь я помыслил, что он еще далече, – пояснил Романов. – А ты мне тута сказываешь, что он уже завтра из Дмитрова выедет, а от него до Москвы верст семьдесят, не боле, мигом обернется. Так к чему еще два дня ждать?

– Передохнуть с дороги не помешает да в баньке попариться, – спокойно ответил я. – Орлам тоже надо время, чтоб перышки почистить.

– Это да, – охотно поддакнул Федор Никитич. – Токмо где ж они столько бань сыщут, чтоб всем за один день поспеть напариться? Али царевич, яко и ты, с малыми силами выехал?

– Угадал, боярин, – подтвердил я. – Сам посуди, при обозе-то тоже кому-то надо быть. Лихих людей на Руси пока хватает, так что глаз да глаз за казной эстляндской. Вот мы с ним и порешили почти всех ратников с нею оставить. Я с собой и вовсе только полусотню взял, да и с Годуновым немногим больше едет – неполная сотня. К тому же париться-то они будут в своих казармах близ сельца Тонинского, а там еще с прошлого года аж несколько бань выстроено. Думаю, за день поспеют его ратники пот да грязь с себя смыть.

– Вона как, – фальшиво удивился Романов. – А я-то полагал, что он через Тверские ворота в Белый город въезжать будет, а выходит…

– Через Яузские, – подхватил я. – Да и какая разница – через какие, верно? Тут ведь главное совсем в другом – с чем он в них въедет? А с этим все в порядке – с победами! – И подмигнул ему.

Тот тоже несколько растерянно моргнул в ответ и перед уходом еще раз напомнил, что если мне все-таки удастся вернуться к вечеру, то чтобы я непременно заехал к нему в терем, расположенный близ посольского двора. Я в очередной раз как можно простодушнее улыбнулся и заверил, что непременно заеду.

[134]

Выпроводив гостя, я первым делом вызвал Дубца и, распорядившись готовить троих гвардейцев в дорогу, уселся писать письмо царевичу.

Маршрут движения Годунова оставался прежним – сегодня он должен был выехать из Клина. Только теперь ему предстояло одолеть девяносто верст до столицы не за два дня, а за один, затемно добравшись до моего Кологрива, где и остановиться, дожидаясь меня.

Кроме того, царевичу предстояло нарядить Емелю в свою одежду, выбрав покрасивее, и вместе с двумя сотнями лучших ратников немедленно отправить в Дмитров – ни к чему разочаровывать расстригу Романова и тех, кто стоит за его спиной. Полсотни верст мои гвардейцы до ночи должны осилить, а завтра я их встречу.