Лучший возраст для смерти - Ян Валетов

Книжник раскидал еще один завал из перемолотой мебели, оттащил в сторону перевернутый лабораторный стол, перевернул громадный шкаф, упавший поперек проема…

И только потом он увидел Ханну.

Фризер и железный ящик прикрыли ее от взрывной волны, она так и лежала между ними ничком, засыпанная мелкой белой пылью, как снегом.

Книжник бросился к ней, упал на колени, перевернул…

И закричал, задрав поросшее седой щетиной лицо к потолку, прижимая Белку к груди. У него на руках лежала старуха. Он никогда не видел живых старух, но знал, как они выглядят, по фотографиям в журналах. Женщина, которую он сжимал в объятиях, была не просто стара, она была очень стара. Сморщенное, как у мумии, лицо, седые лохмы, ввалившиеся щеки и запавший рот, в котором торчал одинокий желтый зуб. Тим пытался найти в этой страшной маске хоть одну знакомую черту, но не находил. Их просто не было.

А потом Белка открыла глаза. Это были ее глаза, хоть и окруженные красными, воспаленными веками, лишенными ресниц. Ее взгляд. Она посмотрела на Книжника и попыталась что-то сказать, но не смогла.

Руки у Тима дрожали. Он вогнал шприц-тубу в сухую, как ветка, шею и нажал на поршень. На миг зрачки у Белки расширились, тело выгнулось, взгляд стал ясным. Похожая на клешню рука поднялась и щеки Книжника коснулись искривленные костлявые пальцы, нитки выцветших губ дрогнули. А потом глаза обесцветились, покрылись слюдой и черепашьи веки прикрыли их навсегда.

И Книжник заплакал, прижимая к себе свою мертвую любовь.

Так плачут не мальчики. Так плачут мужчины.

На гребную тележку поместилось четыре короба с антидотом – сорок тысяч доз. Шепелявый прочно закрепил груз прочными стропами, проверил узлы и показал Тиму большой палец. Мол, все нормально, можем ехать. Он ходил за Книжником, как щенок вольфодога за молочной сукой, наверное, боялся, что тот передумает брать его с собой. Книжник, может, и передумал бы, но уже обо всем договорился с Хранителем и не хотел ничего менять. Один боец ничего не решал, каким бы крутым он не был. Там, куда возвращался Книжник, была нужна целая армия, а переправить ее через Горячие земли Хранителю было не под силу. Да, если честно сказать, и армии у него не было. Схватка у ворот Базы забрала слишком много сил и жизней у племени Вайсов, чтобы разбрасываться здоровыми челами. Работы теперь было непочатый край. Доступ к ресурсам базы и источнику электричества делал Вайсвилль лакомым куском для всех желающих, а желающих урвать чужое всегда находилось великое множество.

Книжник заглянул в ящик с новыми защитными костюмами, проверил, смазан ли гребной механизм (просто так, на всякий случай) и даже заглянул под тележку, чтобы увидеть еще один подарок Штефана – генератор, питавший энергией мощную диодную лампу – головной фонарь на тележке.

Хранитель ждал его в доме. Если раньше Штефан и Книжник выглядели почти ровесниками, то теперь Тим мог вполне сойти за отца Хранителя. Левая рука Штефана висела на перевязи, лоб пересекала глубокая царапина, более похожая на порез.

– Мы готовы, – сообщил Книжник, усаживаясь в гостевое кресло.

– Знаю, – кивнул Штефан, откладывая карандаш и бумаги. – Я все еще надеюсь, что ты передумаешь. Дождись весны. Обещаю, что не буду тебя уговаривать. Зима – не лучшее время для этого путешествия.

Книжник вздохнул.

– Скажу тебе честно, друг мой, летом это путешествие ничуть не легче.

Хранитель посмотрел на Тима изучающе.

– Не могу привыкнуть к твоему новому лицу, – сказал он. – Неужели и я стану таким же?

Книжник кивнул.

– Надеюсь, что да. Это означает повзрослеть, Штефан.

– Как ты думаешь, сколько тебе сейчас лет? Биологически?

– Лет сорок-сорок пять… Через тридцать лет узнаешь наверняка.

– Если доживу… Слушай, Тим, оставайся у нас насовсем, – предложил Хранитель. – Что тебе до тех, кто остался по ту сторону? Они гнали тебя, хотели убить, ты едва унес оттуда ноги. Зачем возвращаться? Здесь тоже есть те, кому надо помочь…

– Здесь есть ты и запас антидота, а там никого нет, – сказал Книжник. – Много людей умрет к весне, если я не поеду…

– Родятся следующие, – резонно заметил Штефан. – Теперь у нас есть время. Куда спешить? Они ведь убьют тебя, Тим. Убьют за то, что у тебя есть лекарство, а у них нет. Или еще за что-нибудь… Например, за то, что ты умеешь читать. За то, что слишком умный.

– И что изменится к весне? – спросил Тим.

– Ничего, – ответил Хранитель, подумав.

– Ну да… – кивнул Книжник. – Ничего. Просто сейчас у меня есть шанс спасти тех, кто должен умереть этой зимой. Небольшой, но есть. А вдруг среди них будет еще один Штефан? Или еще одна Ханна?

– Или еще один Книжник, – добавил Хранитель.

– Или Книжник, – согласился Тим. – Как писали в старых книгах: «Игра стоит свеч!».

– Ты читал слишком много книг, Книжник.

Тим улыбнулся.

– Представляешь, сколько книг я смогу прочесть детям, которым никто и никогда не читал сказок?

– Ты мечтатель…

– Нет, – сказал Тим. – Просто за мной должок.

Они снова помолчали, понимая друг друга без слов. Такое бывает между людьми, правда, редко.

Это могло бы стать началом большой дружбы, но у судьбы были свои соображения на этот счет.

Штефан достал из ящика небольшой металлический сосуд с крышкой на резьбе и положил его на стол перед Книжником.

– Я подумал, что ты захочешь взять ее с собой.

Книжник посмотрел на металлический пенал, и Штефан увидел, как под белой щетиной на его щеках сыграли желваки.

– Спасибо, – выговорил он слегка севшим голосом и откашлялся. – У меня другая идея. Пойдем.

Они вместе прошли освещенным коридором и остановились в знакомой Книжнику комнате, перед фотографией в потемневшей от времени латунной рамке.

– Он ждал дольше, – сказал Книжник и поставил металлическую урну рядом с первой. – В конце концов, все должны вернуться домой. Особенно те, кто обещал вернуться…

Обычно фолкен не охотился над этими землями. Здесь не росла трава и трудно было высмотреть на красной пыльной земле не то что жирного рэббита, но даже мауса средних размеров. Но сегодня птица уловила движение на пределе возможности своего зрения, и отклонилась от обычного маршрута.

Это было ошибкой, но фолкен не сразу сообразил, что видит не добычу, а небольшую тележку, достаточно шустро катящуюся по двум железным полосам, пересекающим пустыню. Сверху фолкен видел всю картину, охватывая бесплодные пыльные поля до самого горизонта. Он видел тележку и пару двуногих существ на ней, качающих рычаг вперед-назад. Он видел странную конструкцию – мост, переброшенный через каньон, где далеко внизу бежала отравленная вода. Он видел железные полосы, которые, пройдя через мост, уходили на запад, в холодные западные земли, откуда летели белые мухи и дули ледяные, безжалостные ветра.