В клетке. Вирус. Напролом - Джон Скальци

– Значит, мы закончили, агент Шейн?

– Пока – да. Если у меня появятся новые вопросы к мисс Силве, я дам ей знать.

– Вы дадите знать мне, – поправил Медина.

Я посмотрел на Силву, и она кивнула в знак согласия.

– Если уж вы здесь, не хотите ли осмотреть наши владения? – спросил Пена. – По крайней мере, мы могли бы показать вам тренировочное поле.

– Спасибо, – поблагодарил я и, взглянув на Силву, добавил: – Я уже видел его.

Когда я встал, Силва и Пена тоже встали, Медина – нет.

– Агент Шейн, можно перекинуться с вами словечком наедине? – сказал он.

– О чем вы хотели поговорить? – спросил я, когда Силва и Пена ушли.

– Слышал, вы с вашим напарником сегодня собираетесь допросить Альтона Ортица в Филадельфии?

– Да, как только я вернусь отсюда, мы с ней поедем разговаривать с ним.

– Надо же, агент Шейн, вы вечно так заняты.

– Вы даже не представляете себе насколько.

– Что ж, в таком случае позвольте избавить вас от долгого путешествия, – сказал Медина. – Говоря от имени его адвоката, хочу сообщить, что мы не можем предложить мистеру Ортицу встретиться с вами сегодня.

– Что значит «от имени адвоката»?

– Мистер Ортиц не мог позволить себе оплату юридических услуг и не хотел рисковать, прибегая к услугам общественного адвоката, поэтому моя коллега из юридической службы лиги предложила ему свою помощь на благотворительной основе, иначе говоря, pro bono. Она знала, что я встречаюсь с вами сегодня, и просила поговорить от ее имени. Я вышлю вам все ее данные.

– И когда, по-вашему, мистер Ортиц будет готов ответить на наши вопросы?

– Даже и не знаю. Во всяком случае, сначала моя коллега должна поговорить с ним сама. По расписанию их первая встреча назначена на завтрашний день.

– Зато с нашим расписанием это никак не стыкуется.

– Сочувствую, агент Шейн. Но с точки зрения юридической ответственности нас вовсе не интересует ваше расписание.

– Я не понимаю, почему вы разрешили мне поговорить с Силвой, а с Ортицем – нет, – сказал я.

– Очевидно, потому, что не считал вашу с ней беседу сколь-либо опасной, – ответил Медина. – Она ни в чем не виновна, кроме того, что выбрала неподходящий объект для романа. Но мы не знаем, как обстоят дела с Ортицем. И пока не узнаем, вы не сможете с ним поговорить. И даже когда узнаем, вы все равно, вероятно, не сможете с ним поговорить. Так уж это работает, мистер Шейн. Да вы наверняка и сами знаете.

– И кого же я здесь вижу? – спросил я у Ванн, пока она обедала во вьетнамской лапшичной лавке в Стерлинге, а я наблюдал, как она ест.

Ванн заехала за мной в дом моих родителей, когда я вернулся из Бостона. Она снова предложила мне багажник, но я отказался. Когда мы уселись, она прислала мне фотки.

– Эти два джентльмена – Мартин Лау и Евгений Кузнецов.

– Вы сфотографировали, как они выходят из дома Фаулер?

– Да.

– Они заметили вас?

– Нет. Я пряталась в засаде.

Я не отказал себе в удовольствии представить, как Ванн прячется в засаде.

– А Фаулер?

– Она так больше и не появилась, пока я была там.

Я кивнул:

– Так кто эти двое?

– Лау работает в сингапурской компании «Ричу энтерпрайзис», а Кузнецов – помощник Егора Семенова, как бы олигарха из Санкт-Петербурга – того, что в России, а не во Флориде.

– Они плохие люди?

Ванн пожала плечами и ткнула палочками в еду:

– Смотря кого считать плохими. Я пробила обоих по нашей базе и базе Интерпола. Оба чистые. А вот те, на кого они работают, – мягко говоря, не очень. «Ричу» – это крупная корпорация, в недавнем прошлом вела весьма сомнительный бизнес, а Семенов еще тот мерзавец. Из тех, кто вежливо просит русское правительство арестовывать журналистов, сующих нос в их дела.

– И журналистов арестовывают?

– Нет, – ответила Ванн. – Но через неделю их вдруг находят мертвыми, да еще для пущей убедительности – ограбленными. Когда такое происходит один раз, можно списать на трагическую случайность. Но когда три раза подряд – это уже почерк.

– Понятно.

Ванн указала на мою голову, в которой, по ее разумению, сейчас висели высланные ею фотки, что так и было.

– Лау и Кузнецов – не боевики, а профессиональные адвокаты. Они не из тех, у кого есть уголовное прошлое. А из тех, кто помогает другим такого уголовного прошлого избежать. Либо не допустить судебных процессов против их компаний и боссов – выбирайте что хотите.

– Тогда что связывает «Ричу» и Семенова, если они вынуждены посылать адвокатов в какой-то дом в виргинской глуши?

– Ничего, – ответила Ванн и отхлебнула глоток вьетнамского кофе. – С юридической точки зрения у «Ричу» и Семенова нет общих дел последние десять лет.

– Откуда нам знать? – спросил я.

Ванн невозмутимо посмотрела на меня:

– Повторяю еще раз: они не пай-мальчики.

– То есть из-за своего сомнительного бизнеса они у нас под пристальным наблюдением уже много лет, – расшифровал я.

– Да. Я попросила одну свою приятельницу в ЦРУ. Всего через пятнадцать секунд она прислала мне целую кучу документов.

– Ясно.

– Итак, легального общего бизнеса у них нет, – продолжила Ванн. – Однако и нелегального, по сути, тоже нет. Их сферы влияния и интересов почти не пересекаются. Семенов ведет дела преимущественно в России и странах Балтии, «Ричу» – за редким исключением, в Сингапуре, Индонезии и Малайзии. У них практически нет точек соприкосновения.

– Тогда, значит, у них не что-то общее, а кто-то общий, – решил я.

Ванн, у которой был полный рот лапши, только кивнула.

– И у Фаулер тоже, – добавил я. – Если только этот кто-то не она сама.

Ванн наконец проглотила.

– Ну да, прошлое у нее вполне подходящее.

– Вы имеете в виду тот институт западного полушария, или как его там?

– Я имею в виду ее клиентуру. Процент всякой сволочи в ней намного выше среднего, что бы она нам ни плела.

– Ну, не то чтобы я принимал ее сторону… – начал я.

– О господи! – простонала Ванн и снова потянулась за кофе.

– …но ведь в ее словах был резон, когда она спросила, всех ли ваших клиентов в вашу бытность интегратором можно считать честными и открытыми. Хадены не более нравственны или законопослушны, чем любая другая часть населения. Поэтому у нас с вами есть работа.