Обольщение по-королевски - Дженнифер Блейк

Нет, она не пойдет прощаться с ним. Она не сможет проститься с Рольфом на глазах многочисленных свидетелей, она не сумеет надеть на себя маску ледяной учтивости и светской вежливости, она не сумеет сделать положенный реверанс на дрожащих в коленях ногах. Она не хочет видеть снова такие родные лица — Густава, немного неловкого в своем изящном мундире; Леопольда, держащегося в стороне, всегда гордого и колючего; Освальда, спокойно созерцающего происходящее вокруг — так похожего теперь на погибшего Оскара.

Она уже попрощалась с ними в душе, когда видела их в последний раз на пожаре, сражающимися с огнем, а затем утомленными до предела, но радостными, что победили пламя и вновь обрели Рольфа целым и невредимым. Радостное оживление сияло на их потных, перепачканных сажей лицах. Она уже попрощалась в душе и с Рольфом — ночью накануне того дня, когда она нашла Клэр. Поцелуи, пылкие ласки, нежные слова любви — все это будет с ней до конца ее дней, только смерть может заставить ее забыть эту ночь. Нет, она не пойдет на прощальный ужин.

Но Анджелина все же пошла туда. Она боялась, что в противном случае принц пришлет своих телохранителей за ней, как он это уже сделал недавно. Боялась, что он явится сам. Поэтому она достала из сундука платье из серебристо-серого шелка, которое никогда не одевала из-за мрачноватой расцветки. Оно раньше принадлежало Клэр, которая лишь однажды надела его — на похороны дедушки, состоявшиеся накануне ее отъезда во Францию. Пока Мария убирала ее волосы, Анджелина сидела, разглядывая свой наряд в зеркало — серый шелк был украшен кружевами, похожими на застывший морозный узор на окне. Ими были отделаны глубоко вырезанная горловина и пышные рукава, закрывавшие руки до локтей. Анджелина думала о своей кузине.

Клэр любила Макса, Анджелина была уверена в этом, хотя возможно кузина и не понимала этого сама, пока он не умер. Чувство, которое Клэр испытывала к Максу, заслоняли от нее гордость, тщеславие, самонадеянная уверенность в том, что она займет высокое положение в обществе, когда он женится на ней. Когда ей дали отставку, ее самолюбие начало взывать об отмщении. Оставшись одна, она долго бушевала, негодовала, била посуду от досады и злости. Но вот явился Мейер, он ободрил ее и одновременно воспользовался в своих целях ее неистовством, источником которого была глубокая душевная боль. Последствия всего этого Клэр не в силах была вынести. Опасность, грозившая ей, и ее постепенное падение были столь ужасающи, что могли в конце концов привести ее к безумию, признаки которого были налицо. И все же она старалась помочь Анджелине, старалась помешать Мейеру осуществить свои цели в отношении нее.

Другой причиной, побудившей ее отправиться на ужин, была записка от Элен Делакруа, извещавшая, что она с Андре тоже получили приглашение и были бы счастливы предложить ей место в своей карете. С такой солидной поддержкой она, пожалуй, выдержит нелегкое испытание.

Здание Французской дипломатической миссии выглядело довольно мрачно. В главных приемных комнатах были потушены все огни, на ступенях не было видно слуг в ливреях, которые обычно помогали выйти из карет приехавшим гостям. Дверь перед Анджелиной и стоящими за ее спиной мадам Делакруа с сыном распахнул дворецкий, он принял их верхнюю одежду и проводил спокойно и без лишних церемоний в зал. Гости собрались в длинной, элегантно обставленной комнате с зеркалами в позолоченных рамах, резной мебелью в стиле рококо и сверкающими парчовыми портьерами. Здесь был губернатор Виллэр, мэр со своей супругой и несколько других знатных людей города. В углу стоял Джим Боуи, беседующий с Густавом. Когда Анджелина вошла в комнату, молодой человек поднял свой бокал и, взглянув на нее, выпил — как бы в ее честь. На диване в темно-синей атласной юбке сидела оперная дива, потрясшая Новый Орлеан своим пением в «Севильском цирюльнике»; ее пригласили, как сообщила мадам Делакруа Анджелине еще в карете, чтобы развлечь гостей после ужина. За спиной певицы стояли Густав и Леопольд, которые подшучивали над ней довольно плоско: расточая комплименты ее таланту, они одновременно низко наклонялись над ней, разглядывая полуобнаженные пышные прелести дивы, имевшей очень рискованное декольте. Освальд, выглядевший обеспокоенным, разыгрывал из себя галантного кавалера, занимая жену посла, в то время как Рольф беседовал с мужем этой почтенной леди и губернатором.

Рольф был великолепен в своем блестящем мундире, с несколькими орденами, украшавшими его грудь. Он сразу же нашел ее взглядом в многолюдной комнате и слегка улыбнулся. Принц не сводил с Анджелины глаз, пока губернатор не тронул его за руку, обращая на что-то внимание Рольфа, только тогда он снова вернулся к разговору со своими собеседниками.

Анджелине казалось, что Рольф выглядел усталым, и ему очень не хватало его голубой ленты через плечо с высшей наградой Рутении.

Ее пальцы непроизвольно сжали сумочку, которую она захватила с собой. В это время Элен отпустила какое-то острое озорное замечание, и Анджелина обернулась к ней.

Певица, супруга посла и супруга мэра, Элен и Анджелина были единственными женщинами, присутствующими на этом званом ужине. Поэтому, когда через некоторое время всех пригласили садиться за стол, эта диспропорция стала очень заметной, бросающейся в глаза. Ужин состоял из бесконечной смены блюд. Перед Анджелиной поставили сначала луковый суп, затем последовали устрицы в желе, жареная индейка, фаршированная устрицами и орехами, и заливная телятина. Пир завершился десертом — пирожными с персиками, разными сортами сыров, засахаренными орехами и сушеными фигами. Хотя еда была великолепно приготовлена и стол чудесно сервирован, Анджелина почти все оставила нетронутым, пытаясь завязать разговор с Андре, сидевшим с одной стороны от нее, и мэром, сидевшим с другой. Она избегала слишком часто глядеть на Рольфа и поэтому сосредоточила свой взгляд на украшении стола — сладком блюде, посыпанном Нугой. Оно стояло в центре стола и имело форму Мальтийского креста, который постепенно таял от тепла десятков свеч, укрепленных в чашечках люстры, висевшей над столом.

Когда ужин подошел к концу, дам проводили в зал, где пожилые леди были со всей любезностью усажены на удобные диваны в ожидании пения дивы, которая готовилась к выступлению.

Анджелина стояла с Освальдом, пока Андре ходил за шалью матери, которую Элен оставила на-спинке стула за столом. Анджелина оглянулась, подыскивая себе место — так, чтобы сесть не слишком близко к певице и почетным гостям, а также не рядом с Элен Делакруа, которая имела несносную привычку болтать не умолкая на протяжении подобных концертов. Освальд указал ей на одно вполне удобное место, а потом вдруг круто повернулся и исчез. Анджелина обернулась, чтобы выяснить причину такого странного поведения, и увидела рядом с собой Рольфа.

— Чайка в сером оперении, скорбная и бесконечно дорогая. Как ваши дела?

— Ничего. А ваши? — выдавила она из себя, в то время как взгляд ее непроизвольно скользнул по золотистым прядям волнистых волос, сверкающих на виске. Анджелина знала, что под ними скрывается большая ссадина.

— Я очень тщательно причесал свои волосы, а после обеда сегодня пытался заснуть в затемненной комнате, тоскуя о перепачканной грязью дриаде лесных чащоб, которая раньше приходила ко мне, когда я болел. Я бы отправился в скитания по улицам города, бредя и мечтая о ней, но боюсь, что оставшиеся в живых мои верные телохранители свяжут меня в буквальном смысле слова. Беспокоясь не столько о состоянии моего здоровья, сколько о том, что я выставлю себя на посмешище всему городу.