Новый век начался с понедельника - Александр Омельянюк

– «Как настроение?».

– «Как всегда, хорошее!» – неожиданно удивил его Платон, вызвав внезапную зависть.

– «А чегой-то так?!» – с надеждой на другое, спросил Гудин.

– «Так на то оно и настроение, чтобы быть хорошим! А зачем ты спрашиваешь? Думаешь, знание – сила! Стремление знать, как раз от бессилия!» – совсем ошарашил его Платон, загоняя в логический тупик.

Но Гудин не был бы Гудиным, если бы грубо и тупо не перевёл разговор в нужное для него обмелевшее русло.

– «Так ты ведь уже старик! У тебя и не стоит уже?!» – с надеждой предположил он обидное.

И это услышала новая уборщица Нина Михайловна, ровесница и, даже по Ташкенту, землячка Гудина.

– «Какой мерзкий мужик!» – поделилась она наедине Платону.

Но тут же, внезапно вошедшая и всё слышавшая, Нона добавила перцу Гавриле, задав, ставший уже риторическим, вопрос:

– «Как с Гаврилой его Галя живёт, если его все бабы ненавидят?!».

После обеда с Гудиным Надежда, вернувшись в офис, спросила дежурившего в тот день Платона:

– «Платон! Мне кто-нибудь звонил?».

– «Да! Из общества диабетиков!».

– «А мне?» – неожиданно влез Гудин, больше для придания себе значимости, нежели с вопросом.

– «Да! И тебе тоже, но из общества… энуретиков!» – посадил его в лужу урины Платон.

– «Тебе бы всё смехуёчки!» – напустил на себя начальственной менторской важности и надменности Гудин.

А через секунды он добавил, не меняя тона:

– «Платон! Ты на моё место больше не садись!».

– «А на фиг мне нужно садиться на дважды осквернённое место?!» – напомнил Платон неприятное и самому неприятному Гудину.

Иван Гаврилович, и особенно Надежда Сергеевна, в своё время объездили почти весь Союз, участвуя в различных симпозиумах, конференциях, съездах, или просто обмениваясь опытом.

Возможно, это придало им уверенность в своих силах и знаниях, и они невольно перенесли эту компетенцию и на другие области человеческих знаний, в коих они были как раз совершенно некомпетентны.

Однако Надежда побаивалась Гудина, как протеже их общего руководителя, академика А.И. Апалькова, понимая, что она его уволить никак и ни при каких обстоятельствах не сможет.

Поэтому она невольно стала воспринимать Гудина, как данность, а его высказывания – часто, как аксиому. То есть, она «повелась» на Гавнилыча.

Под влиянием Гудина Надежда даже стала иногда поручать отдельные мелкие дела, работающему в соседнем помещении Платону, которые вполне мог бы выполнить и рядом с ней, у подножия трона сидящий Гудин.

Надежда Сергеевна часто загружала память, находящихся рядом сослуживцев, совершенно ненужной им, никчемной информацией об успехах своего сына Алексея, просто хвалясь этим. Её бахвальству не было границ и конца. И это лишний раз роднило их с Гудиным.

Различие заключалось лишь в том, что Надежда хвалилась любимы сыночком, а Гудин – любимым собой.

Но в глубине души Иван Гаврилович и Надежда Сергеевна ненавидели друг друга, и периодически «плевались» друг на друга, изливая свою душу коллеге Платону, словно третейскому судье.

А-а! То-то! – посмеиваясь, злорадствовал про себя тогда Платон.

Политика потакания агрессору никогда и никого до добра не доводила! – углубил он свою мысль, имея ввиду потворство со стороны Надежды Сергеевны Павловой Ивану Гавриловичу Гудину в его попытках перессорить коллег, а самому наловить рыбки в им же взмученной воде.

Иногда, особенно при отсутствии Алексея, когда остальные двое оставались «тет на тет», из-за стены до Платона доносились их слишком громкие и эмоциональные голоса.

Можно было даже подумать, то они ругаются.

Но это было не так.

Просто никто из них не хотел ни в чём уступать другому, и до конца стоял на своём, не слушая партнёра, пытаясь перекричать его, неслышимого.

Как в Пушкинской поэме «Гавриилиада» архангелу Гавриилу, проще говоря, обломилось, так и в жизни, Ивану Гавриловичу Гудину тоже.

Как тот не стал первым любовником у Девы Марии, так и Гудин не стал первым, в смысле главным и нужным, работником у Надежды Павловой.

Тем более, как и архангел Гавриил по сравнению с Господом Богом, так и Иван Гаврилович по сравнению со своими коллегами мужчинами, не стал для Павловой и последним, незаменимым работником, так как вопрос о его замене на работе давно уже назрел.

Да и «своей старой лейкой не орошает» он наверно давно никого, кого надо?! – про себя цитировал А.С.Пушкина Платон.

И как Гудина не пытался соблазнить его алчный змий-искуситель, ему так и не удалось наполнить свои закрома добром, зеленью и златом.

И хотя Иван Гаврилович и очень пытался, но ему, в им инициированной схватке с лукавым от Платона, так и не удалось, образно говоря, «укусить беса за член» и, просторечно выражаясь, «трахнуть» деву Марию.

Как, будучи посланником задорного дьявола, он не стремился к чужому святому, дорогому и неприкосновенному, чистому и непорочному, так и не удалось ему в жизни своровать ни миллион, ни полюбить королеву.

Несмотря на все его старания, не получилось у Ивана Гавриловича Гудина и стать наперсником ни Надежды Сергеевны Павловой, ни Алексея Валентиновича Ляпунова, ни, тем более, Платона Петровича Кочета.

Но его активные старания продолжались.

И весь последующий период их совместной работы теперь надолго превратился в одну сплошную, но не Пушкинскую, Гаврилиаду.

А сам Иван Гаврилович Гудин стал теперь напоминать Платону морального урода – почти чудище Гренделя в миниатюре.

Отождествляя Гудина с Гренделем, Платон невольно вспомнил о своём давнем приятеле Алексее Львовиче Грендале.

Сходство прозвища древнего мифологического чудища с фамилией Алексея показалось ему почему-то чем-то обоснованным.

И действительно, Алексей Львович Грендаль оказался далёким потомком отпрыска знатного рода, пустившего свои корни в Датском королевстве ещё в древние времена, а затем распростёршего их и до Руси.

Скорее всего, эта явно скандинавская фамилия и произошла в те годы от имени Грендель – чудовища из древнеанглийской поэмы «Беовульф».

Это эпическое произведение неизвестного автора было создано в Северной Англии примерно в 750 году до н. э.

В этой поэме повествовалось об отважном герое Беовульфе и его трёх сражениях с чудовищами.

Первого из них, Гренделя, бесчинствовавшего в замке-крепости датского короля Хротгара на острове Зеландия, ещё во времена своей юности и убил, этим впервые прославившийся, Беовульф.