СС. Орден «Мертвая голова» - Хайнц Хёне

Получилось так, что в это время – летом 1943 года – мысли диссидентов и окружения Гиммлера развивались параллельно, но в противоположных направлениях. Как ни нажимали заговорщики на генералов вермахта, те все уклонялись от решительного шага, и тогда возникла идея: нельзя ли использовать против Гитлера другую мощную силу – СС. Кроме всего прочего, так можно было бы обеспечить порядок в стране в период переворота, а потом СС расформировать. Правда, заговорщики не знали главного – осмелится ли Гиммлер играть в такие игры, пойдет ли на подлинное сотрудничество; да и сама его персона смущала многих из них, тем более что важен был международный эффект, а для заграничной публики эсэсовцы являли собой олицетворение дьявола. Поэтому Попиц был делегирован к Гиммлеру – разведать обстановку и, может быть, заполучить его для участников сопротивления.

26 августа 1943 года Попиц в сопровождении Лангбена явился в министерство внутренних дел. Лангбен оставался в приемной у Вольфа, пока Попиц в длительном разговоре с Гиммлером объяснял, что войну уже не выиграть, что Гитлера следует освободить от его постов и что сейчас требуется сильная личность (имелся в виду сам Гиммлер), призванная выполнить историческую миссию и заключить мир с Западом. Он искусно играл на гиммлеровском чувстве „особого призвания“.

Согласно заведенному позднее делу по обвинению Попица, он тогда говорил: „Людей сейчас интересует, чего хочет Гиммлер. Собирается ли он начать кампанию террора или действительно хочет навести в стране порядок. Если он стремится к порядку и станет действовать спокойно и рассудительно, государство обретет прочную основу“. При Гитлере рейх спасти нельзя, утверждал Попиц. Самое существенное условие: Гитлер должен уйти; он мог бы, скажем, получать жалованье в качестве почетного президента. Так, по крайней мере, сам Гиммлер изложил дело потом (после 20 июля), желая представить свое участие в нем в более выгодном свете.

Тем временем в приемной Лангбен обрабатывал Вольфа, приводя такие же аргументы. Пора Германии, говорил он, вновь стать государством, базирующимся на законе и управляемым умными, честными и дальновидными людьми, – при этом как бы само собой разумелось, что именно такими людьми являются руководители СС.

После провала путча 20 июля Гиммлер решил, что будет мудро дать собранию гауляйтеров собственную версию этих неординарных (для сторонника фюрера) переговоров с оппозицией. Он сказал, что немедленно пошел к Гитлеру и обо всем ему доложил, но фюрер дал указание не наносить удар, а продолжать наблюдение за Попицем и его кружком.

Реально поведение Гиммлера имело слабое отношение к этой позднейшей версии. В тот день, 26 августа, он договорился о новой встрече с Попицем, в связи с чем министр обратился к фельдмаршалу фон Вицлебену и спросил, можно ли назвать имя фельдмаршала как будущего главнокомандующего, если сотрудничество с рейхсфюрером окажется возможным. 27 августа Вольф снова вызвал Лангбена и обсудил с ним дальнейшие контакты с сопротивлением. Обсуждение прошло, видимо, настолько успешно, что через несколько дней Лангбен был послан в Швейцарию с инструкциями от Вольфа. Там он встретился с сотрудником Даллеса Геро фон Геверницем и сообщил, что один из ведущих членов гиммлеровского штаба (должно быть, Вольф) участвует в плане, имеющем целью ограничить власть Гитлера, пока еще всеобъемлющую; это обнадеживающий момент в создании условий для мирных переговоров с западными державами.

Однако в это время произошло событие, расстроившее все планы как Гиммлера, так и оппозиционеров. В начале сентября гестаповцы, самые фанатичные сторонники режима в империи Гиммлера, расшифровали радиограмму „какой-то организации союзников, но не американцев и не англичан“ (как выразился Даллес), раскрывающую тайну переговоров Лангбена в Швейцарии. Гестаповцы направили ее в Ставку фюрера, не показав сначала Гиммлеру. Была ли это случайность или козни против рейхсфюрера, только Гиммлеру пришлось оборвать все связи с заговорщиками. Он арестовал и отправил в концлагерь Лангбена и больше никогда не принимал Попица.

Но Шелленберг продолжал носиться со своими замыслами по устранению Гитлера. Он связался с определенным кругом американских военных в Испании и обговорил с ними совершенно невероятный проект, который испанская газета „Пуэбло“ впоследствии назвала „Операцией KN“ (киднепинг). Действительно, предполагалось похитить Гитлера и передать его союзникам. Судя по материалам этой газеты, руководители СС и американские военные обо всем договорились, были продуманы технические детали и организационные вопросы, созданы опорные пункты в Мадриде, Лиссабоне и на побережье Средиземного моря около Валенсии. Но план так и не продвинулся дальше стадии обсуждения. Переговоры с союзниками вел полицейский атташе в Испании Пауль Винцер, он даже пытался привлечь католическую церковь на свою сторону. И церковь не осталась безучастной. Ватикан предоставил в его распоряжение своего служителя, отца Конрадо Симонсена, вместе с помощниками, курьерами, а также деньгами из Испании, Португалии и Южной Америки. Окончательно план был похоронен лишь в мае 1944 года, когда главный курьер Винцера француз Летелье выкрал из его сейфа секретные бумаги, относящиеся к „Операции KN“, и продал их какой-то спецслужбе. Тем временем в СД пришли к выводу, что постоянная надежная охрана Гитлера делает его похищение технически невыполнимым.

И все же активность Шелленберга в Испании одного результата достигла: в кругах союзников укрепилось мнение, что только Гиммлер и СС могут разрушить гитлеровскую систему. Даже английские власти стали проявлять интерес к так называемому „решению Гиммлера“. 3 апреля 1944 года бригадефюрер Кранефусс записал: „Среди англичан рейхе – фюрер и СС стали объектами многочисленных слухов и построений“. Анонимный информатор СД докладывал из Лиссабона, что англичане теперь пришли к заключению: изменить политический режим в Германии может только СС, а не вермахт. Он сообщал также, что английские источники отмечают расхождение во взглядах между ваффен-СС и фюрером; по их наблюдениям, генералы СС стали гораздо критичнее относиться к Гитлеру, и проистекает это из их оценки военной ситуации». В январе 1944 года, продолжал агент, в Лиссабоне прошел слух, что «в переговорах с англичанами участвуют боевые генералы СС, включая одного генерала, награжденного Рыцарским крестом с дубовыми листьями».

Автор донесения, скорее всего, и сам не знал, что его рапорт окажется провидческим. Через три месяца сформировалась первая группа командиров эсэсовских частей на Западе, готовая проявить неповиновение по отношению к Гитлеру, а их мотивом действительно была оценка военной ситуации. Битва в Нормандии разрушила последние иллюзии касательно Гитлера и положения рейха. Войска СС теряли полк за полком, а фюрер пребывал в «Волчьем логове» в мире своих мрачных фантазий, оставаясь глухим к рапортам о материальном преимуществе противника, о необходимости отступления, о крайней усталости немецких войск. Вся эсэсовская гвардия находилась под угрозой полного уничтожения, все шесть дивизий сражались на Западе, включая «Лейбштандарте», преобразованный в 1-й танковый корпус Зеппа Дитриха, и 2-й танковый корпус Пауля Хауссера. При такой перспективе даже эсэсовские генералы созрели для заговора против Гитлера. Они, впрочем, могли бы еще колебаться, но дело решила встреча с фельдмаршалом Роммелем, командующим группой армий «Б». Так же как они, Роммель достиг вершины в своем апостольском служении Адольфу Гитлеру и теперь узнал горечь крушения веры. Еще в начале 1944 года он и слышать не желал аргументов оппозиции, но в мае понял, что это вопрос жизни и смерти.